Онлайн книга «Люди полной луны»
|
— Ну да, — покачал головой Хромов. — Ты меня, Тарас, с министром спутал. Сейчас вот приеду в МУР и дам команду об отмене федерального розыска в отношении некоего Шон Тиня, отзывающегося на кличку Хонда, так, что ли? — Да, ты прав, Леонид Максимович, и поэтому давай выпьем. Веточкин к бутылке армянского коньяка на столе присоединил свое шотландское виски. Хромов с удовольствием рассмотрел бутылку, скрутил пробку с печатями, разлил виски по бокалам и предложил тост: — За здравие болящих. И, как бы в ответ на этот тост, в кармане Веточкина запищал мобильник. — Михаил, наверное, — выхватил он телефон из внутреннего кармана. — Ну, с Богом… — Он стал слушать сообщение, и по мере разговора его лицо расплывалось в улыбке. — Операция прошла успешно. Миронов будет жить и полноценно работать, — сообщил он Хромову, засовывая мобильник на место. — Вот это чудесно! Давай выпьем, заберем свои бутылки и пойдем из этой «Скрипки» куда-нибудь в светлое место, мне здесь не нравится. — Конечно, пойдем, — поддержал его Веточкин. — Устал я от этой хамской утонченности. Кстати, Хромов, а как достал твой человек эти приглашения? Подскажи, все-таки поросенок за двести рэ впечатляет. — Хм, — отмахнулся Хромов. — Говорит, что ему какой-то пьяный физик, лауреат Нобелевской премии, на чай дал. Игорь Баркалов и Алексей Ласточкин сидели на лавочке Тверского бульвара возле памятника Сергею Есенину и курили. Некурящий Игорь пристрастился к парагвайским сигарам, а курящий Алексей никак не мог отвыкнуть от «Явы». — Хорошие у меня курсы по повышению квалификации полового в трактире, хотя, конечно, я понимаю, в этом кабаке очень даже легко работать под прикрытием, все ясно как Божий день, — весело попыхивая сигарой, разглагольствовал Игорь. — Что тебе ясно? — хмуро спросил у него Ласточкин и с отвращением выбросил сигарету. — То, что и тебе, — с насмешкой взглянул на него Игорь. — Одна половина официантов — осведомители МВД, вторая — ФСБ, а в зале боссы сидят и цвет научной мысли. Интересно, что я там, такой маленький, делаю? — Скоро узнаешь, — уверил его Ласточкин, — ты оперативник, а не осведомитель, это две большие разницы. И вообще дело опасное. Хромов предупредил, чтобы готовились, скоро жарко будет. — Ну, допустим, и сейчас не холодно, — вяло отреагировал Игорь, — лето все-таки. В это время они увидели идущую по аллее высокую гибкую даму в черном. Она подошла к скамейке напротив и села. Черные волосы, черная шляпка, черный деловой костюм, длинные ноги в черных чулках и черных изящных туфлях на высоких каблуках. Темные глубокие глаза в обрамлении черных, усиливающих эту глубину ресниц и выразительные губы, отредактированные темно-сливовой помадой. Женщина достала из черной элегантной сумочки длинный, сантиметров пятнадцать, белый мундштук, вставила в него сигарету, прикурила и стала с рассеянным видом созерцать умиротворенность Тверского бульвара. — Богиня ночи, женщина-вамп! — потрясенно, не спуская с женщины глаз, проговорил Игорь, чувствуя, что теряет голову. От женщины исходил ровный магический и необоримый магнетизм сексапильного шарма. — Да брось ты, — ленивым голосом одернул его Ласточкин. — Я ее знаю. Она здесь часто ошивается. Сними с нее парик, умой, стащи с тела американский корректор фигуры пролонгированного действия, и я посмотрю, как ты от этой богини в ужасе убегать будешь. — Гад ты, Ласточкин, — жалобным голосом произнес Игорь, — ты меня как будто унитазом по голове стукнул. Женщина словно поняла, что обсуждают ее, нервно выбросила сигарету вместе с мундштуком в урну, резко поднялась, подошла к урне и стала копаться в ней в поисках мундштука. — Ладно, пошли, — сказал Веточкин, — что глаза выпялил? Ни разу не видел, как люди в урнах ковыряются? Они поднялись и направились в сторону Тверской. — И вот еще, — остановил Игоря Ласточкин, — с завтрашнего дня ходи на работу с оружием, Хромов приказал. На краю обрыва, спиной к стене, сидел, по-азиатски скрестив ноги, человек с бесстрастным, как у каменного хазарского идола, лицом. Степь. До ближайшего населенного пункта более шестидесяти километров. Море, степь, небо, ветер и человек: — АОМмм, АОМмм, ВаВаВааа… Мелодия неизвестного заклинания. Неожиданно в этой мелодии что-то нарушилось, в двухстах метрах от берега появился яркий светящийся круг пяти метров в диаметре. Как будто бы кто-то из глубины, всего-то два с половиной метра в этом месте, посветил в сторону неба большим фонариком. Человек на обрыве легко поднялся и, пройдя вдоль него, спустился к воде по более удобному для этой цели склону. Человек подошел к невесть как оказавшейся здесь весельной лодке и, столкнув ее, начал грести к светящемуся кругу. Это был Хонда, Шон Тинь, агент ФСБ, вор-домушник, в прошлом и настоящем — мыонг. За поясом брюк у него был приторочен небольшой герметично закрывающийся контейнер, в нем находился древний пергамент, настолько древний, что даже время вычеркнуло этот период из своей памяти. Подплыв к светящемуся кругу, Хонда бросил контейнер в самый центр света, и свет исчез. Он вернулся на берег, вновь поднялся, цепляясь за кустарник, по склону, вернулся на старое место к обрыву, сел в позу Будды, и переменившийся ветер, уже не в море, а в глубь степи, унес магические звуки: — АОМмм, АОМмм, ВаВаВааа… Степа Басенок в полном одиночестве сидел в кабинете оперативников, глубоко задумавшись. В этот утренний час его неожиданно посетили мысли о вечности: «Ох как пьяно, ох как рьяно нам играло фортепьяно». Думал он о вечности в неожиданном ракурсе. Такое настроение посетило его вчера вечером. Вчера Слава Савоев, сконцентрировав волю, все-таки поехал в гараж, дабы вставить лобовое стекло на оскорбленный им «жигуленок». Степа Басенок, взяв двух внештатников, решил наведаться в молельный дом местных кришнаитов, чтобы навести там очередной шорох. Он делал это регулярно, раз в два месяца, чтобы там не забывали, «кто есть ху». Степа Басенок не любил кришнаитов, кришнаиты не любили Степу Басенка. В этот раз у него было веское основание для вторжения на территорию лысоголовых медитационщиков, все-таки разыскиваемый уголовным розыском убийца был «неизвестным китайско-корейской внешности». У кришнаитов в этот вечер был гость, продвинутый московский йог, проведший двадцать лет в Индии и получивший высокую степень посвящения в таинство. Одним словом, ему был голос свыше, и он ему внял. Степа, хотя и неохотно, тоже внял мольбам кришнаитов отложить проверку до окончания транса, в который впал йог, и стал с любопытством смотреть на него. Йог сидел в позе лотоса в самом центре цинкового корыта с водой. То, что Степа увидел затем, так потрясло его, что он ушел, даже не стал доставлять неудобства кришнаитам. И вот сейчас, ранним утром, он думал о вечности. Его думы прервало шумное появление Славы Савоева. — Басенок, — начал Савоев с комплиментов, — у тебя лицо — в гроб краше кладут. |