
Онлайн книга «Единородная дочь»
— Мама! Феба. «Виннебаго» накренился, как корабль во время шторма, сбросив Джули и Роджера с матраца. — Черт! Лусиус. Остатки «Черного Русского» выплеснулись на ковер, кубики льда покатились по полу, как игральные кости. Дверь распахнулась, в спальню влетела Феба. Пальцы судорожно вцепились в дверную ручку, смуглое лицо, побледнев, высветлилось до цвета виргинского табака. — Скорее! — Закрой дверь! — взорвалась Джули. — Ты что, не за рулем? — удивился Роджер. — На помощь! — кричала Феба. — О господи, как же это я… Джули выбралась из-под Роджера и, натянув блузку и джинсы, поспешила за Фебой в кабину. Ее взгляду предстала жуткая картина. Лобовое стекло, боковые окна — все погрузилось в илистую непроглядную тьму. Со всех сторон их окружала жидкая грязь пролива. Космос? Только такой, каким его знает червь. — Она съехала с моста! — Стоя на пассажирском сиденье, Лусиус размазывал проступавшую сквозь обивку грязь. — Как же так?! — В глазах у него блеснули слезы. — Феба, тупица! «Виннебаго» снова накренился, бросив всех троих на правую дверь. Из кондиционера потекла черная струйка. Похоронены заживо. Тонут. Неделей раньше двадцать пять тысяч жителей округа Колумбия погибли в грязевом потоке. Дети и взрослые, благочестивые и развращенные, всех погребла бесстрастная жижа. Но это было лишь сообщение из сводки новостей, очередная вырезка для храма Джули. — Что стряслось? — Спотыкаясь и застегивая на ходу штаны, в кабину ввалился Роджер. По ширинке Лусиуса расползлось мокрое пятно. — Нам конец, — всхлипывал он. — Кац, сделай что-нибудь! — Словно задраивая люки подводной лодки, Феба выключила кондиционер и закрыла его шторки. — Что она сделает? — вскинулся Лусиус. — Эта девчонка такое может! — задыхалась от волнения Феба. — Она же дочь Бога, любимая и единственная. — Кто? — опешил Роджер. — Она спасет нас, ведь правда, Джули? — Ну конечно, спасет! — простонал Лусиус. — Ну конечно, спасет! — не могла перевести дыхания Феба. Джули подняла глаза к небесам. Ну конечно, она изменит своим принципам. Ну конечно, она, как настоящая ханжа, спасет себя и троих друзей, оставив всех хербов мельхиоров умирать от рака? Ну конечно, она, как эгоистка, вытащит «Уличную Красотку» из болота, в то время как вся земля истекает кровью? Нет! Она не настолько испорчена! — Мама, — прохрипела она. «Виннебаго» продолжал погружаться. — Все в твоих руках, мама. — Господи, прости меня, грешного, за то, что оскорбил тебя, — причитал Роджер, упав на колени. — Я отказываюсь от всех своих грешных помыслов, не оставляй меня, Господи, я боюсь мук ада, но больше всего… — Мама! — горячо выдохнула Джули. — Мама, ты должна мне это! Феба схватила Джули за руку. — Не время разводить религиозные сопли. Сделай что-нибудь! — Мама, я на грани! — Джули, пожалуйста! — закричал Лусиус. — Спаси нас! — умолял Роджер. Спасти? Джули бросилась к рулю и крепко ухватилась за прорезиненный обод. — Мама, я тебя предупреждаю! — Она изо всех сил крутанула руль. — Мама! И был свет. Повсюду свет. Он окутал фургон так, словно жидкая грязь вдруг стала расплавленным золотом. Руль превратился в сияющий ореол, рычаг — в огненный меч, спидометр — в комету. — Мама, это ты? Ты? Вневременная Вселенная залила кабину. Керамические осколки сложились в чайнички, пышные цветы сжались в бутоны, стрелки часов побежали в обратном направлении… И словно мамонт, высвобождающийся из смоляной ямы, «виннебаго» устремился вверх сквозь слой илистой жижи. — Мама! — О да, кто, как не Первичный Гермафродит, прибыл им на помощь, освободил их от земной гравитации, как фермер вылущивает зерна из кукурузного початка. — Спасибо, мама! Я люблю тебя! Не прошло и минуты, как «Уличная Красотка» уже висела над мостом, словно вертолет. — Невероятно, — выдохнул Лусиус. — Господи Иисусе! — воскликнул Роджер. — Как тепло, — всхлипнула Феба. «Виннебаго» вдруг превратился в обитель неизъяснимой доброты и заботливого тепла: желтки выкарабкались из разбитой скорлупы и плюхнулись на сковородки, спящие малютки были нежно опущены обратно в колыбельки. С легким толчком фургон опустился на мост, прокатился немного и замер. Безудержные крики радости наполнили кабину, лаская слух Джули. — Невероятно, твою мать! — Матерь Божья! — Еще теплее. Дрожа от охватившего ее восторга, Джули повернула ключ зажигания, и, как озорное дополнение к свершившемуся чуду, забитый грязью мотор завелся. — Куда? — спросила она, победоносно улыбаясь. — На пляж! — Феба сияла от переполнявшей ее гордости. Как же, лучшая подруга дочери Бога! — От моста налево. — Ребята, не знаю, что такое с нами произошло сейчас, — Лусиус разглядывал мокрое пятно на штанах, — но то, что я всю оставшуюся жизнь буду об этом помнить, это точно. — Он осторожно потрогал Джули за локоть, тотчас же отдернув руку, словно ожидал удара электрическим током. — Не знаю, может быть, ты могла бы, э-э… — Что? — Почистить фургон? — Ничего подобного. — Я просто подумал… — И не надейся. Джули съехала на песок и заглушила мотор. Ночь наполнил хриплый шепот прибоя. Девушка опустила боковое стекло, и на колени ей шлепнулся комок грязи. У Джули кровь вскипала в венах, ее охватило сладостное возбуждение. Исцеление слепого несмышленыша ничто в сравнении с тем, что ей пришлось пережить сейчас. Мама, ее мама была с ней! — Я хочу на свежий воздух. — Феба запечатлела у Лусиуса на губах свой сногсшибательный чувственный поцелуй, которым она одарила Джули в ее храме. — И ты тоже, Лусиус. — Ты чуть нас не убила, Феба, — ворчал Лусиус. — У меня неделя уйдет, чтобы все отмыть. Неделя! — Она не чуть, а убила нас, — хрипло проговорил Роджер. — А потом Джули… Лусиус с Фебой быстренько собрали весь необходимый для оргии реквизит — шесть презервативов в упаковке, пляжное полотенце — и, выпрыгнув из «виннебаго», помчались по прибрежному песку. Вскоре апрельская ночь поглотила их. Значит, они испытывают то же, что и она. То самое эротическое возбуждение, рожденное угрозой близкой смерти и усиленное внезапным озарением. А вот Роджер на своем барном табурете кажется таким ошарашенным. Интересно, он тоже так завелся? Спрыгнув с водительского кресла, Джули подбежала к своему другу и втиснулась меж его ног. Она желанна, великолепна, она — дочь, которую божественная мать любит и о которой заботится. |