Книга Единородная дочь, страница 79 – Джеймс Морроу

— Это из-за яичников, да? Что мне сделать, чтобы ты не убивалась?

— Изящная словесность? — съязвила Джули с большей горечью в голосе, чем хотелось бы. Она потерла нос своим забинтованным обрубком. По идее, сейчас она должна быть ближе к тонкому миру — ведь ее дух отягощен меньшим количеством плоти, чем раньше. Но вместо этого она ощущала свое тело всеми фибрами души, воспринимала себя как изувеченный комок материи, скорбящий об утраченной симметрии. — Никто меня не утешит. Бог и тот не смог. Тебе когда-нибудь хотелось умереть?

— Что за глупости? Чтобы я больше не слышал. — Бикс поднес к губам ее обрубок и поцеловал его. Джули ненавидела свою рану. Этот зуд, сочащуюся сукровицу, эти вонючие бинты. Ради удачного заживления хирург пожертвовал большей частью ее запястья. Срезал искромсанные ткани, укоротил локтевую и лучевую кости и завел края кожи внутрь. Так что теперь ее культя напоминала пьяно улыбающегося сомика.

— Сегодня утром я заходил к Фебе, — сказал муж. — Она теперь настоящий фанатик собраний.

— Лишив руки лучшую подругу, обычно задумываешься, а все ли ты правильно сделала.

Кроме всего прочего, Джули донимала навязчивая идея, что ее кисть лежит себе где-нибудь под окнами дома 3411 по Баринг-авеню, целая и невредимая, словно забытый реквизит из обожаемых ужастиков Роджера Уорта «Тварь с пятью пальцами» и «Рука Орлака». В действительности же она была разорвана в клочья, фаланги пальцев разбросаны вокруг, как обломки ракушек на пляже Абсекон.

На пороге появился молодой человек в белом халате с озорной улыбкой эльфа.

— Меня зовут Кевин. Я из отдела протезирования, — радостно объявил он. — Как самочувствие, миссис Константин?

— Болит большой палец, тот, что остался в Западной Филадельфии.

Кевин строго посмотрел на ее неурочного посетителя.

— Все в порядке. Я тут тоже лечусь, — Бикс ткнул пальцем себе в пах, — только что протез установили.

— Мой муж. — Джули приподняла свою рыбообразную культю. Утраченная кисть тоже не была образцом совершенства — вся ладонь в шрамах, — но все же она была более красноречива, чем этот обрубок.

Кевин вкатил в палату тележку, на которой покоилось нечто вроде перчатки из резины и стали.

— Вуаля! — Растопырив пальцы, он сотворил над устройством некие колдовские пассы. — Программируется. Активизируется посредством голосовых команд. Температура контролируется пользователем. Знает английский, испанский, французский, корейский и японский. Молли, помаши!

Рука приподнялась на своем ложе, словно половой орган, движимый извечным инстинктом, и изогнулась.

— По-вашему, средства позволяют мне приобрести эту штуку? — Джули мысленно заткнула себе рот. «Молли? Молли? О боже!»

— Мы проверили медицинскую страховку вашего мужа, — поспешил успокоить ее Кевин. — Насколько мы можем судить, Молли уже ваша. Скоро вы будете знать ее… — он коротко хохотнул, — как свои пять пальцев. — Кевин подкатил тележку к кровати Джули и аккуратно закрепил перчатку на ее обрубке. Устройство было мягким и теплым, как инкубатор для выращивания каких-нибудь крохотных существ с влажными ротиками. — Смелее, попробуйте.

Как же в этом двадцать первом веке все неразумно устроено: миллионы высококлассных протезов рук — и ни одного механического яичника. Джули недоверчиво поднесла прибор к розам.

— Возьми цветок! — скомандовала она.

Никакой реакции.

— Назовите ее по имени, — подсказал Кевин.

— Молли, кажется?

— Да, да.

— Молли, возьми цветок.

С тыльной стороны ладони выдвинулся стеклянный «глаз» и, словно перископ подводной лодки, несколько раз повернулся из стороны в сторону. Большой и указательный пальцы раздвинулись и сомкнулись на стебле розы.

У Джули мурашки побежали по коже. Впервые за все эти дни у нее поднялось настроение, как после танца с хорошим партнером, и надо же, кто составил ей партию!

— Молли, брось. — Пальцы разжались, и роза упала ей на колени.

— Берегите ее, чтобы с ней ничего не случилось, — предостерег Кевин. — Второй такой мы вам не подарим. И застрахуйте ее, мой вам совет.

С этого момента с каждым днем Джули все больше привязывалась к Молли, словно та была губкой или морской звездой из ее подводного зоопарка. И в самом деле, временами Молли казалась единственным островком всепонимания и тепла в этой бессмысленной Вселенной. Тепла в буквальном смысле, поскольку способность к терморегуляции означала, что Молли можно использовать и как живую грелку, которая всегда сможет согреть любую часть тела, нуждающуюся в ее тепле.

Даже не закрепленная на руке, Молли была незаменимой помощницей. Она могла заползти в любой уголок палаты, куда бы Джули ни вздумалось ее отправить.

— Молли, подай мне пульт дистанционного управления.

— Молли, набери номер Фебы.

— Молли, почеши спину.

— Молли, переверни страницу.

Да, да, переверни страницу, поскольку Джули возобновила свои бесконечные поиски, продолжила божественную одиссею. Но сейчас дела обстояли куда хуже, чем раньше. Согласно горам книг и научных журналов, которые Бикс приволок ей из Филадельфийской государственной библиотеки, Бог не просто был за пределами времени и пространства, он был за пределами пределов времени и пространства. В апрельском номере «Nature» за 2011 год, например, известный ядерщик Кристофер Холмс, экстраполируя новую теорию виртуального времени, выдвинул постулат, что во Вселенной без границ и пределов, без начала и конца Высшему Разуму делать просто нечего.

— Молли, подай другую, в синей обложке.

Она имела в виду брошюру Карла Басмаджяна «Бог и биология». Может, она забралась в своих поисках слишком высоко? Может, Бог открыто являл себя в лилии, бабочке или в несовершенной оптике глазного яблока младенца? Быть может, призвав на помощь классический аргумент автора — нет часов без их изготовителя, нет глаз без их создателя, — Джули наконец сумеет открыть своей матери доступ в окружающую реальность?

Она прочла Басмаджяна от корки до корки. Как выяснилось, чудеса природы от крылышка пчелы до сонара летучей мыши и глазного яблока младенца были не столько совершенными устройствами, сколько сносными приспособлениями. Взять хотя бы основной козырь природы — центральную нервную систему: многие механизмы не отлажены, носят зачаточный характер. Что говорить, если возникают проблемы с выведением глазного нерва на нужную сторону сетчатки, если мозг не способен на что-нибудь стоящее без того, чтобы не искать прибежища в построении песочных замков и самоустранении — умирании нервных клеток.

— Молли, подай «Первородную глину», вон там, на столике.

Молли — ни с места.

— Молли, «Первородную глину».

Что-то, видимо, сломалось. То ли короткое замыкание, то ли силиконовая плата сгорела — что-то было явно не так, поскольку вместо привычного повиновения Молли уверенно прошагала по крахмальным простыням, схватила карандаш, которым Джули каждое утро заполняла кроссворд в «Филадельфия Инквайерер», и, вернувшись, принялась что-то писать на полях «Бога и биологии».