
Онлайн книга «Дело о полку Игореве»
![]() — Драг прер Чу! — позвал Баг, приближаясь к столу. Антон Чу оторвался от своего занятия, вскинул глаза, выхватил из-за уха легкомысленно торчащий карандаш и встал. — Драгоценный преждерожденный Лобо, драгоценный преждерожденный Оуянцев-Сю. — Он отвесил вошедшим сообразный поклон. — Рад вас приветствовать. — Добрый день, драг прер Чу, — улыбнулся Богдан. — Думаю, мы можем отбросить излишние церемонии. Дружелюбие и непринужденность давались Богдану с трудом: мышцы ног категорически отказывались служить. Ноги эти, казалось, не так давно кто-то пытался открутить от места, откуда они растут, и только по лености оставил недооткрученными. Переставлять их приходилось чуть ли не вручную. Во всяком случае, у Богдана появилось ощущение, что для каждого шага ему приходится затаскивать ногу вверх усилиями всех имеющихся в теле мускулов, начиная с расположенных в области подмышек, а может, даже ушей. Со времен Александрийского Великого училища, где и впрямь учили основным телесным навыкам, Богдан не испытывал столь мучительных и нелепых страданий. И потому, когда достойный минфа вслед за другом перемещался от двери к столу следознатца, приветливая мина его на какой-то миг стала несколько жалкой. Антон Чу еще раз коротко поклонился. — Я разумею, — начал следознатец, — драг ечей интересуют результаты научных разборов вещественных свидетельств с Моикэ и с Больших Капиталов? Так вот… — Чу ткнул пальцем в клавиатуру своего компьютера. — По существу ничего прибавить к первоначальному не могу, за исключением, пожалуй, того, что на Больших Капиталов на пепельнице с окурками обнаружены пальцевые отпечатки не только хозяев, но и третьего лица. Сличение данных отпечатков с имеющейся в нашем распоряжении картотекой со всей очевидностью указывает на то, что это третье лицо… — Соборный боярин Галицкий, — мягко вставил Богдан. — Это мы уже знаем. — А! — Антон Чу потеребил кончик носа. — Что ж… Тогда, кроме этого, могу сообщить вам, что разбор обгорелых остатков из камина на Моикэ со всей определенностью указывает на то, что это была книга. — Что за книга? — подобрался Баг. — Увы! Нам удалось прочесть лишь три буквы с обложки: хорошая вытяжка у боярского камина, споро горело, видимо, хозяин недавно озаботился прочисткой трубы! Эти буквы: «в» и «о», потом пробел и опять «о», после которого пробел. Это все. Даже фотографирование в ультрафиолете не дало большего. Вот, изволите ли видеть… — Он прошелся пальцами по клавиатуре, и из ближайшего принтера пополз лист бумаги. Протянул Багу. — Негусто… — задумчиво пробормотал тот, с укоризной глядя на невразумительное «во о». Богдан хмуро теребил нижнюю губу. — Снова увы! — Антон Чу развел руками. — Быть может, что-то даст разбор документов и файлов… аннотированный подробный список закончили составлять полчаса назад. Но, на первый взгляд, и там нет ничего такого, что обращало бы на себя особое внимание. То есть там много важного — но все это материалы, прямо относящиеся до работы боярина в Соборе. — Ладно, благодарю вас, драг прер Чу. Что-нибудь еще не… не всплывало? Следознатец развел руками. — Разве что… За четверть часа до вашего яшмового появления мне позвонил прер еч Сыма и сообщил, что хотел бы зайти. Ему что-то хочется обсудить со мной, но что именно — по телефону он говорить не стал. — Когда он собирался быть? — Мы договорились к восьми… — Это касается состояния прера ад-Дина? — Еч Сыма ничего не уточнил. — Интересно… — протянул Баг. — Что же, надеюсь, вы оба своевременно будете извещать нас с ечем Оуянцевым… — Разумеется! Но ведь нести к вам каждую мелочь, каждое предварительное соображение — тоже нелепо, согласитесь. У вас своих дел по горло… — Это точно. — Я полагаю, что прер еч Сыма, если бы имел что сказать определенного, сразу звонил бы не мне, а вам. Баг кивнул и повернулся было к двери. — Ах да! — Он вытащил из-за пазухи банку с ручкой; неведомое розовое существо оставило свое стремление уплыть и теперь просто висело вдоль стенки, присосавшись к стеклу почти под самой крышкой. Баг водрузил банку на свободный угол стола. — Что бы это было такое, прер Чу, а? Антон Чу осторожно взял банку и поднес ее поближе к лампе, всмотрелся. — О! — Следознатец поднял на напарников вытаращенные глаза. — О! — повторил он с громадным удивлением. — Где вы это взяли?! — Да, собственно… — пробормотал Баг. — Это подарок. — От кого? — Взметнувшиеся на середину лба брови изумленного до глубины души следознатца так и не могли пока вернуться на место. — Если б знать… Чу, разглядывая розовое существо, медленно, сосредоточенно вертел банку так и этак. Взялся за увеличительное стекло. — Я не специалист, но, по-моему, это неизвестный науке вид… В кармане ветровки Богдана курлыкнул телефон. — Извините, ечи, — сказал Богдан и неуклюже отошел в сторонку, на ходу доставая трубку натруженной рукой. — Оуянцев-Сю слушает. И тут же вздрогнул, потому что в трубке отчетливо послышался голос боярина-осназовца Галицкого. — Добрый вечер, Богдан Рухович. — Добрый вечер, Даниил Казимирович… — выжидательно ответил Богдан. — Я оценил ваш такт. Вы не потребовали с меня никаких обещаний о невыезде и неразглашении… и даже не оставили своего телефона на случай, если мне что-то захочется вам сказать. — Вы были так взволнованы и расстроены… — Благодарю вас за предупредительность и отвечаю вам тем же. Я действительно был очень взволнован и говорил, простите, больше о себе, чем о… во всяком случае, не меньше. А вас ведь интересуют не мои переживания, а факты. — И то, и другое, драгоценный Даниил Казимирович. И то и другое. — Я нынче утром не упомянул об одном пустяке. А вам это может оказаться важным, я ведь не знаю всех сопутствующих обстоятельств… Сердце Богдана забилось быстрей. — Я внимательно слушаю вас, драг прер еч. — Где-то уже к концу нашего разговора с Гийасом, к самому концу… Он, явно уже некоторое время не слушая меня, вдруг бросился к книжному шкапу, откуда-то из глубины, основательно порывшись, достал книгу и побежал обратно ко мне. «Вот прочти! — кричал он. — Ты поймешь! Тут все написано! Я покажу тебе, как читать!» Причем, понимаете, мне показалось, что за книгой он побежал после… как бы это сказать… определенной внутренней борьбы. — Как это? — Сам не знаю, как объяснить… Словно бы ему очень не хотелось прибегать к такому аргументу, но желание убедить меня, переспорить, обратить в свою веру пересилило. Понимаете? — Кажется, да. Но… вы очень тонкий знаток переживаний, если так вот… |