Онлайн книга «Змеесос»
|
Муддисты немедленно прекратили самозабвенные камлания и недоуменно посмотрели в сторону Миши. — Мне странны твои слова, о мой брат в Мудде, — сказала Ольга Викторовна, почесывая себя между ног. — Однако говори, мы выслушаем тебя! — Говори, Миша, мы тебе разрешаем, — гордо произнес Семен. — Хорошо, — сказал Миша и начал свою речь: — Итак, товарищи, мне, во-первых, было очень интересно послушать ваши рассуждения о религии вообще и о муддизме в частности. Признаюсь, эти секунды моего бытия были далеко не самыми неприятными, а вообще — даже было все достаточно кайфово. Но я не согласен с вами в принципе. Вы утверждаете, что только жизнь уверовавшего в подлинную смерть муддиста по-настоящему приятна, ибо все мы знаем о нашем будущем перерождении, и нам все до фени. Это не совсем так. Почему вы думаете, что мы воскреснем? Конечно, думать иначе — государственное преступление, но однако же, вся ваша религия вырастает из конъюнктурной убежденности и боязни высказать некие сомнение… Тише, тише, сейчас я исправлюсь. Конечно, я не сомневаюсь в нашем возрождении, но — вот тут-то и надо создавать религию; религию в помощь государству, так сказать, поддержку общественной установке на бессмертие религиозными постулатами, поскольку — чего там греха таить — не все так умопомрачительно лояльны, как вы. Я понимаю, вы скажете, что глупо сейчас создавать государственную религию, но, во-первых, вы будете согласовываться с Истиной, а для всех религий это было всегда главным, и, во-вторых, вы будете оригинальны в том, что пошли проторенной дорогой и не стали оригинальничать, а это уже Достаточно приятно. С другой стороны, если оставить вашу религию именно в этом виде, я не согласен с тем, что муддическая жизнь приятнее жизни рядового участника реальности. Это неправда! Свою прелесть от каждой секунды бытия и осознание гого, что так будет вечно в любых вариантах тел и душ, я не променяю ни на какие предсмертные ощущения запутавшихся сектантов! Миша ударно закончил и даже стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла в такт речи. Все молчали, не зная, что ответить на это. Наконец Семен Верия, запинаясь от прилива чувств, сказал: — А как же твоя задача, твоя цель? Ведь ты… — Какая цель? — сказал Оно. — Я есть я. — А кто ты? — подозрительно спроси Верия. — Я — никто. — Это запрещено! Будь муддистом, и ты станешь им. Будь с нами, мы можем все. Нам все разрешено, и мы любим всех. — Мне всегда все разрешено, — сказал Миша гордо. — Я пока не буду вступать в ваше лоно, но с удовольствием посмотрю вашу службу. — Хорошо, — мрачно ответил Верия и подошел к черному кругу. После того как он с подобострастием посмотрел в центр круга в течение примерно пяти минут, он задумчиво сказал: — Мы сегодня не будем заниматься официальной частью службы. Вы уже примерно представляете… Перейдем к таинствам. Таинство первое: съедание свеклы. — Ну и что? — спросил Миша Оно. — Что? — сказал Семен. — Какова тайна свеклы? Что в ней таинственного? — О, это великая тайна… — одобрительно улыбаясь, проговорил Семен, — Но нас свекла волнует лишь потому, что она тайной не становится — она ни во что не превращается. Попрошу свеклу! Немедленно мужчина в шубе, словно покорная медсестра на операции сердца, достал из кармана свеклу и протянул Верия. Тот очистил кусочек, отрезал его и немедленно съел, слегка поморщившись. — Абу! — сказал он, — Абу! Видите, я говорю некое заклинательное, мистическое слово «абу», а свекла остается свеклой! — А чем же она должна быть? — спросил вдруг Иван Петрович. — Да чем угодно! — воскликнул Верия, съедая еще один кусочек. — Такое же таинство нас ожидает с алкоголем. Он не превращается ни в кровь, ни в хлеб, что доказывает бредовость различных религиозно-государственных идей. Сейчас вы сами все увидите. Давайте выпьем! Все муддисты немедленно подняли наполненные бокалы. Миша и Иван Петрович тоже встали, выжидая дальнейшее. — Чин-чин! — сказала полулысая женщина. — За великую Мудду! Все чокнулись и выпили залпом. — Вы поняли? Вы ощутили? — вытирая рот носовым платком, спросил Верия. — Это — алкоголь? — Я не знаю, как у вас, а в моем стакане была вода, — ответил Миша. — Это несущественно, значит, перепутали кувшины. Ничего. В следующий раз обязательно будет алкоголь. — Не сомневаюсь. — сказал Миша. — А каково третье таинство? — Третье таинство я забыл… — пробормотал Семен, падая в кресло, закуривая трубку и настраиваясь на элегическое настроение. — Впрочем, это не суть важно. Я не помню… Какая-то долбаная чепуха… Извините… Он громко зевнул и продолжил: — А четвертое таинство тоже весьма обычно… Выпили, закусили, покурили… И… Теперь и до любви дело дошло… Ну, вы занимайтесь, а я посплю… Он махнул рукой и закрыл глаза. — Подождите! Постойте! — нетерпеливо крикнул Миша Оно. — Да при чем же здесь-любовь?! — F что она очень обычна… — сквозь сон проговорил Верия. — Что это просто… Это очень просто… Очень просто… Никакой тайны… — Скучно так, — задумчиво проговорил Миша, наблюдая за голым мужчиной и полулысой женщиной, которые сейчас стояли друг напротив друга, рассматривая свою наготу. Они молчали и не двигались. Наконец полулысая сказала: — Ну, давай, что ли… — Подожди, — вяло ответил мужчина. — Я так не возбуждаюсь. Сними верх… — Лень, — ответила женщина, садясь обратно в кресло. Мужчина стоял, теребя свой маленький членик. Верия громко храпел, Антонина во фраке еле слышно читала какие-то возвышенные стихи. Тут осторожный просительный голосок раздался откуда-то справа — это был Иван Петрович Лебедев. Подобострастно блестя глазами, он выговорил: — А… Можно… Мне… — Валяйте, — сказала Ольга Викторовна Шульман. И тут, словно выстреливающая пуля, Иван Петрович выскочил из своих штанов и прочей одежды, громко взвизгнул, словно лишающийся невинности молодой хряк, и бросился на полулысую Ольгу Викторовну наперевес, будто желая проткнуть ее и кончить прямо тут. «Ух!» — выдохнула она, принимая такое в саму себя. Тут же они замелькали, как персонажи порнофильмов на видеомагнитофоне, включенном на убыстренную перемотку, и невозможно было уследить, что случается и происходит, лишь слышались ритмические женские вопли и трудолюбивое пыхтенье Ивана Петровича. Глядя сверху, можно было подумать, что к его тазовой части приделали отбойный молоток, настолько по-ударному, с дробью совершался любовный процесс. Потом все заволокло огромным общим криком, и, наконец, завершилось. Иван Петрович страстно, взасос, поцеловал свою даму и оторвался от нее в восторге. Она лежала, все еще дрожа и издавая стоны, а потом медленно прошептала: — Любимый мой… |