Книга День академика Похеля, страница 12 – Леонид Каганов

— За мной охотились такие люди, которых ты никогда не увидишь.

Цуцыков застыл с полуулыбкой.

— Теперь уже не увидишь. Столько лет прошло, все поменялось. Я вернулся, чтобы делать в России бизнес. Ты слышал, что в Щетиновке строится завод масла?

— Конечно! — Цуцыков энергично кивнул.

— Я был на выставке в Бельгии. Купил самого нового оборудования на четыре миллиона евро!

— Это если в рублях… — Цуцыков задумался и стал чесать лоб над очками.

Вадим Петрович щелкнул пальцами, привлекая внимание.

— Четыре миллиона евро только оборудование! Я построил завод. Я поднял и перестроил пятьдесят коровников. Я буду выпускать масло. Оху…тельное русское масло! Такого нет даже в Германии! А в Щетиновке будет! Ты сам откуда? Наш, местный?

— Родился в Щетиновке, — закивал Цуцыков. — Окончил Самарский университет с красным дипломом.

— Хорошо, что местный, — удовлетворенно кивнул Вадим Петрович. — Есть маленькая проблема. Нужно название. Но не просто название. Самое лучшее название для масла. Мы тут думали, думали… Нужны свежие силы.

— Я готов! — Цуцыков вскинул голову и посмотрел Вадиму Петровичу в глаза. — К какому сроку?

— Вчера, — сказал Вадим Петрович.

— И все-таки?

— Третью неделю бьемся. Завтра я улетаю. Сегодня к вечеру надо решить. Деньги — не вопрос. Дам сколько попросишь. Хоть сто евро, хоть триста, хоть пятьсот.

— Полторы тысячи… — пискнул Цуцыков и испуганно вжал голову в плечи.

— Сколько-о-о??! — Вадим Петрович медленно поднялся во весь свой рост и навис над столом. — За одно-единственное слово?!!

— Такая цена, — пробормотал Цуцыков.

— Одно слово!!!

— Разработка бренда!

— Одно слово!!!

— В Самаре три тысячи! В Москве пять! Наверно…

— Ты не в Москве!!! — рявкнул Вадим Петрович.

Заныла печень. Вадим Петрович устало опустился в кресло.

— Да какая разница? Дам и полторы, только придумай.

Цуцыков важно поправил очки. Вошла Эллочка и поставила перед ним дымящуюся чашку, а перед Вадимом Петровичем — бутылочку французской минералки и бокал. Вадим Петрович жадно опрокинул бутылочку в бокал.

— Читай, что у тебя готово?

Цуцыков элегантным жестом поднес к лицу руку с листком. Точно, голубой, — подумал Вадим Петрович.

— "Доярушка"!

Вадим Петрович с омерзением помотал головой:

— Вот только не надо этого совка! Этих всяких, блин, ударница — доярница — красная заря, без этого! Прошлый век! Масло новое, оху…тельное, для простых русских людей. Ферштейн?

— "Огонек"?

— Йо-о-оханный…

— "Василек"?

— Тупо! Так и я умею! Это обычное название, а мне надо самое лучшее! Чтоб человек прочел этикетку и остолбенел — вот оно, наконец! Мечта всей жизни! Не пройти мимо! Ферштейн?

— "Весна"?

Ну точно голубой, — подумал Вадим Петрович и начал пить минералку.

— "Ласточка"?

— Нагадила. Прямо в пачку.

— "Свежесть"?

— Зубная паста.

— "Луговое"?

Вадим Петрович поперхнулся и посмотрел на Цуцыкова.

— Да с какой радости "Луговое"?!

— По ассоциации. Коровы-то на лугу пасутся.

— Но на лугу навоз, а не масло? Ты был на лугу?

— "Солнышко".

— Думали уже. Понимаешь… Как тебя?

— Василий Цуцыков.

— Понимаешь, Василий, название должно быть сильное! Звучное! Могучее! Мощное!

— "Тайфун"?

— Тьфу.

— "Гольфстрим"?

— Да заткнись! Слушай: вот у нас было такое предложение — «Буттер». Буттер — по-немецки «масло». Обсудили — не подошло. Почему?

— Понятно почему. Получается масло масляное.

— Идиот! Просто нужно русское, мать твою! Русское! Ферштейн?

— "Лебедушка"?

Вадим Петрович вздохнул, стиснул зубы и перевел тяжелый взгляд на бокал. Бокал выдержал, не рассыпался.

— "Соловушка"?

Вадим Петрович демонстративно разглядывал толкающиеся пузырьки минералки. Сроду не было голубых в Щетиновке, думал он.

— "Пастушок"?

— Может, сразу "Петушок"? — перебил Вадим Петрович.

— Хорошая идея! — обрадовался Цуцыков.

— Пошел вон!

— Как? — растерялся Цуцыков.

— Пешком! Вон отсюда, гомик волосатый! Элла, проводи!!!

Дверь за Цуцыковым закрылась. Вошла Эллочка и унесла нетронутую чашку кофе. Вадим Петрович снова положил перед собой чистый лист. «Русское» — написал он на нем и задумался.

Зажужжал телефон.

— У аппарата, — сказал Вадим Петрович.

— Алло! Это как бы Скворцов, — раздалось в трубке. — Соловушка.

— Что-о-о?

— Как бы «Соловушка».

— Теперь и директор у меня петух, — вздохнул Вадим Петрович. — Что ж ты, дурень?

— Жена придумала как бы. А я вот что подумал, может, так и назвать, как фирму, — «Фольксбуттер»?

— Объясняю. Уже сейчас одному объяснял. Название нужно а — сильное, б — русское, г — необычное, е — оху…тельное. Ферштейн?

— Будем думать, Вадим Петрович. А стоки оказались как бы в порядке! Ничего не надо переделывать.

— Так хрена ли ты мне голову морочил?! — Вадим Петрович отбросил телефон и снова взял в руки маркер.

— Масло «Медведь», — заявил он после долгой паузы. — Это уже хорошо. Это не «Соловушка». А еще масло "Русская тройка"!

Он торопливо заскрипел маркером. Перечитал написанное — и бросил листок на пол.

— Старо и скучно! — объявил Вадим Петрович. — Новые идеи нужны. Элла! Элла!

В кабинет заглянула Эллочка.

— Элла, принеси книг, что ли, каких-нибудь. Газет. Самых любых! Идеи нужны!

Эллочка исчезла. Заверещал телефон.

— У аппарата, — сказал Вадим Петрович.

— Вадим Петрович! Это Цуцыков! Можно вам перезвонить куда-нибудь чтоб не через Германию?

— Нет!

— Хорошо! Я придумал русские названия!

— Говори.

— "Русская тройка"!

— Пфу ты…

— Это не все! — заторопился Цуцыков. — Есть еще лучше! То, что вам надо!

— Давай, не томи.