Книга День академика Похеля, страница 77 – Леонид Каганов

— Как это? — изумился Трохин. — Все бесплатно? Кушать бесплатно? Ходить в это… в гала-кино бесплатно?

— Так и есть. Свободный равноправный мир.

— И можно не работать? — удивился Трохин.

— Работает только шесть с половиной процентов людей.

— Ради чистого интереса? — восхитился Трохин.

— Ну, скорей ради персональных бонусов. Например, в гала-кино бесплатны только кресла задних рядов. А для передних кресел нужны персональные бонусы.

— Ага, то есть бонусы — это деньги? И сколько бонусов надо отдать за билет в гала-кино?

— Да нисколько! Почетные кресла резервируется для высокобонусных. Бонусы при этом не отнимаются.

— Тогда я ничего не понимаю, — вздохнул Трохин.

— Объясняю, — кивнул Ваня. — Бонусы можно приобрести: заработать или отсцудить. Количество бонусов определяет ваш уровень, бонусы при этом не тратятся. И наконец, бонусы можно потратить — купить на них VIP-услугу или VIP-товар, не соответствующий вашему уровню. Если у вас бонусов ноль — вы можете ходить в гала-кино на последние ряды. Если бонусов двести — можете сидеть в средних рядах и даже сажать рядом своего френда. А можете купить за пару бонусов место в первом ряду, хотя оно предназначено для тех, у кого бонусов двести тысяч.

— Все понятно, — грустно кивнул Трохин.

— Очень рекомендую книгу профессора Койло из СШП "Как стать счастливым" или отечественный справочник: Мишурко, Вальдер "Высокобонусность для чайников". Школьные азы, так сказать.

— Спасибо, обязательно прочту. Последний вопрос: а что с теми, у кого бонусов меньше нуля?

— Они поражены в правах. Чем меньше — тем глубже.

— А если, к примеру, минус сто двадцать тысяч ровно?

— Это у кого ровно?

— Это ж у меня.

— У вас, гражданин Трохин, уже минус сто двадцать три тысячи с мелочью.

— Что?!! — заорал Трохин. — Черт побери, да откуда взялись еще три тысячи?

— Частные иски, — пожал плечами Ваня.

— Что я еще такого натворил?! Когда?!

— Успокойтесь, гражданин Трохин! Помимо иска от инфоканала, в вашем деле фигурирует около сорока частных исков морально травмированных вами людей. Это ученые и лаборанты Института времени, работники канала «ПТК», транспортеры, экскурсоводы, зрители гала-кино, рядом с которыми вы вчера смотрели картину… Вы же с ними пообщались?

— Мы только перекинулись парой фраз! Я ничем их не оскорблял!

— Вот уж не знаю, как вы с ними говорили, — грустно покачал головой Ваня, — Но если как со мной, то ничего удивительного.

— Но никто мне не делал никаких замечаний!

— А вы как думали? Это чтобы потом подать больше исков. Кстати, больше всего исков подал ваш прежний следователь — тысячи на полторы бонусов, потому что он был при исполнении. С ним-то вы много говорили вчера?

— Ну, тварь! — возмутился Трохин.

— Тс-с-с!!! — округлил глаза Ваня. — Ни в коем случае не говорите таких слов!

— И ты на меня подашь кучу исков? — грустно вздохнул Трохин и отвернулся, глядя на ползущую внизу пелену облаков, между которыми изредка мелькал далекий океан.

— Нет, — убежденно сказал Ваня. — Ни одного! Обещаю! Там у вас и так около двадцати дискриминаций, десяток моральных травм, пять религиозных оскорблений, тринадцать домогательств сексуальных, восемь гомосексуальных…

— Что за бред?! — подпрыгнул Трохин. — Я никого пальцем не тронул!!!

— Иное слово трогает хуже пальца, гражданин Трохин! — сказал Ваня убежденно и проникновенно. — Стыдно не знать, а еще писатель… На сегодняшний день не все травмированные успели подать иск. Думаю, еще подадут. Так что в одиночную камеру, которую вы почему-то упорно называете тюрьмой, вас изолировали для вашего же блага.

— Господи! — всплеснул руками Трохин. — И это называется свободная страна?!

— Кстати, давно хотел спросить, но раз уж разговор сам зашел… Вы поминаете то Черта, то Бога, и я никак не могу понять — по вере вы сатанист, христианин или кто?

— Атеист, — мрачно сказал Трохин. — Опять оскорбил всех?

— Почему же? Это ваше право на веру, — задумчиво кивнул Ваня. — Атеист… Кто б мог подумать… Но тоже все будет хорошо! Наберитесь терпения. Мы, кстати, уже прилетели. Это пятно на горизонте — остров Пасхи, сейчас мы снизимся и увидим гигантский стадион. Он построен специально для церемонии Объединения.

* * *

Ваня умело посадил кар на площадку и повернулся к Трохину.

— Повторяю еще раз: никаких разговоров ни с кем, кроме меня. И запомните: здесь никто не должен знать, что я следователь! На худой конец, если зайдет разговор, то я — ваш близкий френд.

С этими словами Ваня приладил к правому уху небольшую сережку.

— В каком смысле френд? — насторожился Трохин. — Если нас спросят, я должен буду ответить, что мы геи?

— Я вижу, гражданин Трохин, вы еще слишком плохо понимаете законы свободы. Если кто-нибудь наберется наглости подойти и поинтересоваться, каковы наши отношения, то мы подадим иск и отсцудим прекрасные бонусы!

— Ах, ну да… — вспомнил Трохин.

— А серьга для маскировки надета, — пояснил Ваня. — Представьте: два гражданина с большой разницей в годах — не подумайте, что я вас оскорбляю, но года не скроешь, — появляются вдвоем в общественном месте. Кто это? Или отец с сыном — а многие смотрели вчера канал и знают, что вы прибыли из далекого века и сыновей у вас тут нет. Или же — гей-френды. Иначе, согласитесь, такая пара выглядит очень подозрительно и наводит на мысль о разных извращениях.

Трохин вздохнул и ничего не ответил. Ваня подмигнул ему, хлопнул по штурвалу, и люк кара распахнулся. Трохин неуклюже задрал ноги, перекинул их через бортик и спрыгнул на землю, выстланную зеленым податливым пластиком. Краем глаза он увидел, что Ваня шагнул прямо сквозь борт, который распахнулся перед ним непонятным образом.

Дул приятный ветерок, пахло океаном — солью, чайками, водорослями. Впереди возвышалась белая, совершенно гладкая стена. Ее верх терялся в небе, а края тянулись вдаль по обе стороны, насколько хватало глаз. Трохин оглянулся — сзади до самого горизонта простиралась пустыня, выстланная упругим пластиком, по ней кое-где бродили люди.

— Нравится, гражданин Трохин? — спросил Ваня.

— Красиво, — кивнул Трохин и поспешно добавил: — Я счастлив!

— Сейчас мы пойдем внутрь стадиона и посидим на трибунах. Просто чтобы иметь представление.

— Так это остров Пасхи? А знаменитые статуи убрали?

— Насчет статуй не скажу, не искусствовед я. Может, они на старом острове? А это новый остров Пасхи, — Ваня топнул ногой, — Искусственный. Сто двадцать километров в диаметре! Специально построен для Объединения.