Онлайн книга «Пересадочная станция»
|
Ненависть — и он знал лишь одну ненависть, равную этой. Чувство становилось все сильнее, все острее, по мере того как он бежал по тропе скачками, и мысль его стонала от мучительного страха — страха перед тем, что он увидит. Он обогнул кустарник и круто остановился. Человек шел вперед, согнув руки в локтях, и на траве лежал сломанный лук. Волк распростерся на земле — половина серого туловища на свету, половина в тени, и от волка пятилась какая-то призрачная тварь, наполовину тень, наполовину свет, то ли видно, то ли не видно, будто фантом из кошмара. — Питер! — крикнул Дженкинс, но крик его был беззвучным. Потому что он уловил исступление в мозгу полупрозрачной твари — исступление и панический ужас пробились сквозь ненависть человека, который наступал на сжавшуюся в комок, брызгающую слюной тень. Панический ужас и отчаянное стремление — стремление что-то найти, что-то вспомнить. Человек почти настиг ее. Он шел прямо, решительно — тщедушное тело, нелепые кулачки. И отвага. «Отвага, — сказал себе Дженкинс, — с такой отвагой ему сам черт не страшен. С такой отвагой он сойдет в преисподнюю, и разворотит дрожащую брусчатку, и выкрикнет злую, скабрезную остроту в лицо князю тьмы». Но тень уже нашла — нашла искомое, вспомнила заветное. Дженкинс ощутил волну облегчения, которая пронизала его плоть, услышал магическую формулу — то ли слово, то ли образ, то ли мысль. Что-то вроде ворожбы, заклинания, чародейства, но не всецело. Мысленное усилие, мысль, подчиняющая себе тело, — так, пожалуй, вернее. Потому что формула помогла. Тварь исчезла. Исчезла, улетучилась из этого мира. Никакого намека, ни малейшего признака. Словно ее никогда и не было. А то, что она произнесла, то, что подумала? Сейчас. Вот оно… Дженкинс осекся. Формула запечатлена в его мозгу, он помнит ее, помнит слово, помнит мысль, помнит нужную интонацию, но не должен пускать ее в ход, должен забыть о ней, хранить ее в тайниках сознания. Ведь она подействовала на гоблина. Значит, подействует и на него. Непременно подействует. Человек тем временем повернулся кругом и теперь стоял, уставившись на Дженкинса, — плечи опущены, руки повисли. На белом пятне лица зашевелились губы: — Ты… ты… — Я Дженкинс, — сказал ему Дженкинс, — У меня новое туловище. — Здесь что-то было, — произнес Питер. — Гоблин, — ответил Дженкинс. — Джошуа мне сказал, что к нам проник гоблин. — Он убил Лупуса. Дженкинс кивнул: — Да, он убил Лупуса. Он и многих других убил. Это он занимался убийством. — А я убил его, — сказал Питер, — Убил его… или прогнал… или… — Ты его испугал, — объяснил Дженкинс, — Ты оказался сильнее его. Он испугался тебя. Страх перед тобой прогнал его обратно в тот мир, откуда он пришел. — Я мог его убить, — похвастался Питер, — но веревка лопнула… — В следующий раз, — спокойно заметил Дженкинс, — постарайся сделать более прочную тетиву. Я тебя научу. И сделай стальной наконечник для стрелы… — Для чего? — Для стрелы. Метательная палка — стрела. А палка с веревкой, которой ты ее метаешь, называется луком. Все вместе называется лук и стрела. Питер сник. — Значит, не я первый? Еще до меня додумались? Дженкинс покачал головой: — Нет, не ты первый. Он пересек поляну и положил руку на плечо Питера. — Пошли домой, Питер. Питер мотнул головой. — Нет. Я посижу здесь около Лупуса, пока не рассветет. Потом позову его друзей, и мы похороним его. — Он поднял голову и добавил, глядя в глаза Дженкинсу: — Лупус был мой друг, Дженкинс. Очень хороший друг. — Иначе и быть не могло, — ответил Дженкинс, — Но мы еще увидимся? — Конечно. Я приду на пикник. Вебстерский пикник. До него осталось около недели. — Верно, — произнес Дженкинс, думая о чем-то, — Через неделю. И тогда мы с тобой увидимся. Он повернулся и медленно пошел вверх по склону. Питер сел около мертвого волка ждать рассвета. Раз или два его рука поднималась, чтобы вытереть щеки. Они сидели полукругом лицом к Дженкинсу и внимательно слушали его. — Теперь сосредоточьтесь, — говорил Дженкинс, — Это очень важно. Сосредоточьтесь, думайте, думайте как следует и представьте себе вещи, которые принесли с собой: корзины с едой, луки и стрелы и все остальное. — Это новая игра, Дженкинс? — прыснула одна из девочек. — Да, — сказал Дженкинс, — что-то вроде игры. Вот именно, новая игра. Увлекательная игра. Захватывающая. — Дженкинс всегда к пикнику Вебстеров придумывает какую-нибудь новую игру, — заметил кто-то. — А теперь, — продолжал Дженкинс, — внимание. Смотрите на меня и постарайтесь угадать, что я задумал… — Это игра в угадайку! — взвизгнула смешливая девочка. — Угадайка — моя любимая игра! Дженкинс растянул рот в улыбке. — Ты права. Совершенно верно: это игра в угадайку. А теперь все сосредоточьтесь и смотрите на меня… — Мне хочется испытать лук и стрелы, — сказал один из мужчин, — Потом, когда кончится игра, можно будет испытать их, Дженкинс? — Можно, — терпеливо произнес Дженкинс, — Когда кончится игра, можете испытать их. Он закрыл глаза и стал мысленно включаться в сознание каждого из них, проверяя всех поочередно и улавливая трепетное предвкушение в направленных к нему мыслях, ощущая, как его мозг тихонько щупают пытливые мысленные пальцы. «Сильней! — говорил он про себя, — Сильней! Сильней!» На экране его сознания появилась легкая рябь, и он поспешил разгладить ее. Не гипноз, даже не телепатия, но что-то похожее, что-то очень похожее… Сосредоточить, слить воедино души собравшихся — вот в чем заключается его игра. Медленно, осторожно он извлек из тайника формулу — слово, мысленный образ, интонацию. Потом передал все это в мозг, исподволь, не спеша — так разговаривают с ребенком, стараясь научить его верно произносить слова, правильно держать губы, двигать языком. Подождал секунду, чувствуя, как другие ощупывают формулу, простукивают ее мысленными пальцами. А затем подумал громко — так, как думал гоблин. И ничего не произошло. Ровным счетом ничего. Ни щелчка в мозгу. Ни такого чувства, словно падаешь. Ни головокружения. Вообще никаких ощущений. Значит, провал. Значит, все кончено. Значит, игра проиграна. Он открыл глаза и увидел тот же склон. И солнце так же светило в бирюзовом небе. |