Книга Исчадия разума, страница 133 – Клиффорд Саймак

На третью ночь что-то внезапно пробудило Лэнсинга от глубокого сна. Он с трудом сел, будто какая-то сила препятствовала этому.

В мерцающем свете костра он увидел стоящего над ним Юргенса.

— Тсс, — прошептал робот, сжимая плечо Лэнсинга.

— Что случилось?

— Мисс Мэри, сэр. С ней что-то неладно, похоже на припадок.

Лэнсинг повернул голову. Мэри сидела в спальном мешке. Голова ее была запрокинута, будто она смотрела на небо.

Лэнсинг с трудом выбрался из спальника.

— Я пытался говорить с ней, — сказал Юргенс, — она меня не слышит. Я несколько раз спрашивал, что случилось и могу ли я чем-нибудь помочь.

Лэнсинг подошел к Мэри. Она словно окаменела — прямая и недвижимая, она казалась зажатой в невидимые тиски.

Лэнсинг наклонился к ней.

— Мэри, — спросил он, — Мэри, что с вами?

Никакой реакции.

Он шлепнул ее по щеке, потом по другой. Она согнулась и вцепилась в Лэнсинга, ища поддержки, — все равно чьей.

Он обнял ее и прижал к себе. Мэри всю трясло, и Лэнсинг услышал сдавленные всхлипы.

— Я согрею в котелке чаю, — предложил Юргенс, — и разожгу костер пожарче. Ей нужно тепло.

— Где я? — прошептала Мэри.

— Здесь, с нами. Вы в безопасности.

— Эдвард?

— Да, это мы с Юргенсом. Он сейчас вскипятит чай.

— Я проснулась, а они, наклонившись, смотрели на меня.

— Успокойтесь, — мягко проговорил Лэнсинг, — успокойтесь и расслабьтесь. Не обращайте ни на что внимания. Вы потом все расскажете нам. Все в порядке.

— Все в порядке, — повторила Мэри. Она умолкла.

Лэнсинг чувствовал, как слабеет напряжение, владевшее ею. Наконец она выпрямилась, отстранилась от него и посмотрела ему в лицо.

— Это было страшно, — спокойно произнесла она, — Я никогда в жизни не была так перепугана.

— Все позади. Что это было — дурной сон?

— Больше чем сон. Они действительно были здесь: они висели в небе, склонясь надо мной. Пожалуй, я вылезу из мешка и переберусь к огню. Вы сказали, что Юргенс готовит чай?

— Он уже заварен, — ответил Юргенс, — я даже успел налить его вам. Если я правильно запомнил, вы кладете две ложечки сахара?

— Точно, — подтвердила Мэри, — две ложечки.

— А вы хотите чашечку? — обратился Юргенс к Лэнсингу.

— Будьте так любезны, — откликнулся тот.

Они сели рядом у огня. Юргенс пристроился напротив. Дрова разгорелись, искры улетали высоко в небо.

Мэри и Лэнсинг молча прихлебывали чай. Затем Мэри сказала:

— Я ведь не из пугливых, вы знаете.

— Конечно знаю, — кивнул Лэнсинг. — Вы можете быть стойкой.

— Я проснулась легко и спокойно, — начала рассказывать Мэри. — Я лежала на спине, поэтому смотрела на небо.

Она сделала глоток и замолчала, будто ей требовалось сделать над собой усилие, чтобы продолжить.

Поставив чашку на землю, она повернулась к Лэнсингу.

— Их было трое, — наконец выговорила она, — трое, во всяком случае мне так показалось. Возможно, на самом деле их было четверо. Три лица. Никаких других частей тела. Только лица. Огромные лица. Больше человеческих, я просто уверена, что они были именно человеческими. Три громадных лица, занимающих половину неба. Они висели там, уставившись на меня. Еще я подумала: что за глупость, мне мерещатся лица. Я моргнула, думая, что это разыгравшееся воображение и видения исчезнут, — не тут-то было! Я стала видеть их даже лучше.

— Не волнуйтесь, — повторил Лэнсинг, — с рассказом можно и подождать.

— Я спокойна, черт возьми, и не хочу ждать. Вы думаете, это была галлюцинация?

— Нет, не думаю. Если вы утверждаете, что видели их, значит, так оно и было. Мы же помним о вашей стойкости.

Юргенс снова наполнил чашки.

— Спасибо, Юргенс, — поблагодарила Мэри, — вы сделали изумительный чай. — Затем она продолжила: — Лица были абсолютно нормальными. В них не было ничего, что бросалось бы в глаза. Обычные. Одно было с бородой, молодое, два остальных — старческие. Повторяю, в лицах не было ничего примечательного. А потом до меня дошло, что они меня разглядывают. Они смотрели на меня внимательно, с интересом. Так, как мы бы смотрели на отвратительное насекомое или какую-нибудь мерзкую тварь, новую форму жизни, будто я не существо, а неодушевленный предмет. Сначала мне показалось, что они испытывают ко мне жалость, но потом поняла, что это скорее презрение с оттенком сожаления — это сожаление унижало. Казалось, я могла читать их мысли. Бог мой, думали они, вы только посмотрите на них! А потом, потом…

Лэнсинг молчал; он чувствовал, что не должен перебивать.

— А потом они отвернулись. Не ушли, только отвернулись. Я была недостойна их внимания, не заслуживала их жалости. Словно бы я была ничто, более того, все человечество — ничто. Они вынесли нам приговор: вы ничтожны; впрочем, даже не приговор, ибо мы не заслуживали и этого. Мы оказались низшей формой, о которой можно забыть.

Лэнсинг вздохнул.

— Господи! — воскликнул он. — Неудивительно…

— Да. Неудивительно. Это глубоко меня поразило. Эдвард, моя реакция…

— Перестаньте. Я реагировал бы так же или еще хуже.

— Как вы думаете, что это было? Не кто, а что?

— Не представляю. У меня нет никаких предположений.

— Это не было плодом моего воображения.

— У вас нет воображения. Вы разумный инженер. Существуют только гайки и болты. Вы реалист. Дважды два всегда четыре, а не три и не пять.

— Благодарю вас.

— Попозже мы подробно обсудим, что бы это могло быть, но не сейчас. Ваши переживания еще очень свежи. Отложим этот разговор.

— Другой человек на моем месте сказал бы, что это были боги. Сандра, наверное, сказала бы именно так. Дикарь тоже пришел бы к такому выводу. Пастор наверняка бы изрек, что то были дьяволы, покушавшиеся на его душу. Я думаю иначе: они высокомерны, безжалостны, эгоистичны, как боги, но они не боги.

— Раньше мы, роботы, считали людей богами, — заметил Юргенс, — Что ж, в каком-то смысле они и были ими. Они ведь создали нас. Но потом мы поняли, что ошибались. Со временем мы увидели, что люди — всего лишь другая форма жизни.

— Нет нужды меня успокаивать, — ответила Мэри. — Я же сказала: я знаю, они не боги, я вообще не уверена в существовании богов. Пожалуй, я в них не верю.

Лэнсинг и Мэри не стали влезать в свои спальные мешки. Они решили больше не ложиться — до рассвета уже недолго. Сидя у костра, они продолжали разговаривать. Через некоторое время Юргенс занялся завтраком.