
Онлайн книга «Игра в цивилизацию»
Да если уж на то пошло, он и сам не заметил их, он, большую часть жизни теснейшим образом связанный с этими самыми детьми, в которых теперь находит так много удивительного. А если уж и он не заметил, то как можно ждать, чтобы это сделал кто-то другой? Болтливому старику вроде Стаффи, который лезет куда не нужно, остается только чесать языком. В горле у него пересохло и засосало под ложечкой. Больше всего ему сейчас хотелось чашечку кофе. Он свернул на улицу, которая вела в деловую часть города, и побрел по ней, нагнув голову, как бы вступая в сражение с темнотой. Чем все это кончится, спросил он себя. Кому нужно, чтобы дети не видели детства? Чтоб их обкрадывали? Какова цена того, что подрастающие юноши и девушки бросают игры намного раньше срока, что они прежде времени перенимают у взрослых их отношение к жизни? Кому-то, видимо, это нужно. Дети Милвилла послушны и вежливы, к игре они подходят творчески; среди них больше нет ни снобов, ни маленьких дикарей. Но все несчастье в том, что стоит им только задуматься над этим, как они перестают быть детьми. Ну а в грядущем? Будет ли Милвилл поставщиком великих государственных деятелей, ловких дипломатов, первоклассных педагогов и талантливых ученых? Может быть, да, однако не это главное. Ведь чтобы выработать у них эти качества, детей обкрадывают, лишают детства — вот что самое главное. Дин оказался в деловом районе, занимавшем не больше трех кварталов, и медленно побрел по улице, направляясь к единственной в городе аптеке. В аптеке было лишь несколько человек. Он прошел к стойке, с несчастным видом взобрался на высокий стул, надвинув на глаза мятую шляпу, и ухватился за край стойки, чтоб руки не дрожали. — Кофе,— сказал он девушке, которая подошла принять заказ. Она принесла кофе. Он сделал маленький глоток, но кофе был слишком горячий. Дин уже жалел, что пришел. Внезапно он почувствовал себя совсем одиноким и чужим среди блеска ламп и металла, будто он приплелся из прошлого и занял место, предназначенное для настоящего. Он почти никогда не появлялся в деловом районе, и, наверное, поэтому у него родилось такое чувство. Еще того реже появлялся он здесь вечером; впрочем, некогда он тут бывал. Дин улыбнулся, вспомнив, как они когда-то собирались и болтали в кружках о всякой всячине, не придавая этому особого значения. Но теперь все кончено. Его товарищей больше нет. Одни умерли, другие уехали, и мало кто еще способен на рискованный шаг. Так он сидел в раздумье, понимая, что расчувствовался, но не придавал этому значения; он слишком устал и ослаб, чтобы перебороть себя. Чья-то рука коснулась его плеча, и он в удивлении обернулся. Перед ним стоял молодой Боб Мартин. Он улыбался, но с таким видом, будто был не совсем уверен в том, что поступает правильно. — Сэр, мы вон там, за тем столиком,— сказал молодой Мартин, захлебнувшись от собственной храбрости. Дин кивнул. — Очень приятно,— пробормотал он. — Мы хотели узнать, может... то есть, мистер Дин, мы были бы очень рады, если бы вы присоединились к нам. — В самом деле, весьма любезно с вашей стороны. — Мы не имели в виду, сэр... то есть... — Ну конечно,— сказал Дин.— Я буду очень рад. — Разрешите перенести ваш кофе, сэр. Я не пролью ни капельки. — Доверяю тебе, Боб,— сказал Дин, поднимаясь из-за стола,— У тебя верная рука. — Я сейчас вам объясню, мистер Дин. Не то чтобы я не хотел играть... Просто... Дин слегка похлопал его по плечу: — Я понимаю. Ни к чему объяснять. Он помедлил секунду, пытаясь сообразить, стоит ли рассказывать о том, что у него на уме. И решился: — Если ты не проболтаешься тренеру, я даже скажу, что согласен с тобой. В жизни бывают такие этапы, когда регби начинает казаться довольно глупой игрой. Мартин с облегчением улыбнулся: — Вы попали в самую точку. Вот именно. Он пошел к своему столику. За столом сидели четверо — Рональд Кинг, Джордж Вудз, Джуди Чарльсон и Донна Томпсон. Все хороши, подумал Дин. Будто на выбор. Он глядел, как они неторопливо потягивают содовую, стараясь растянуть удовольствие. Они смотрели на него и улыбались, и Джордж Вудз отодвинул один из стульев, как бы приглашая Дина. Тот осторожно сел и положил шляпу на пол за своим стулом. Боб пододвинул ему кофе. — Вы очень добры,— сказал Дин и удивился, почему он чувствует себя скованным. В конце концов, это его дети — дети, которых он каждый день видел в школе, те, кого он лелеял и у кого пробуждал охоту к знанию, дети, которых у него самого не было никогда. — Вы сейчас нам так нужны,— сказал Рональд Кинг.— Мы тут говорили о Леймонте Стайлсе. Он единственный милвиллец, который побывал в космосе и... — Вы, должно быть, знали его, мистер Дин,— сказала Джуди. — Да,— неторопливо ответил Дин,— Я его знал, но хуже, чем Стафф. Они со Стаффом вместе провели детство. Я был немного старше. — Что он за человек? — спросила Донна. Дин хмыкнул. — Леймонт Стайлс? Он был в нашем городе козлом отпущения. Когда он учился в школе, ни денег, ни домашнего очага у него не было, он так и не доучился. Если в городе происходила какая-то заваруха, вы могли ручаться головой, что в этом замешан Леймонт. Каждый встречный и поперечный утверждал, что из Леймонта ничего путного не выйдет, а так как о нем судачили часто и долго, Леймонт, должно быть, принимал это близко к сердцу... Он все говорил и говорил, и они задавали ему вопросы, а Рональд Кинг сходил к стойке и принес ему еще одну чашечку кофе. От Стайлса разговор перекинулся на регби. Кинг и Мартин повторили ему то, что сказали тренеру. Потом затронули проблемы школьного самоуправления, а потом перешли к обсуждению новой, недавно открытой теории ионного двигателя. Дин не всегда принимал участие в разговоре; он больше слушал, задавал вопросы, и время промелькнуло незаметно. Внезапно огни начали мигать, и Дин в изумлении поднял глаза. Джуди, смеясь, разъяснила: — Это сигнал к закрытию. Значит, нам пора уходить. — Понятно,— сказал Дин.— А что, с вами частенько так бывает? Я хочу сказать, часто вы сидите здесь до самого закрытия? — Не очень,— ответил ему Боб Мартин,— В будни больно уж много задают. — А я вот помню, когда-то давно такое со мной было,— начал Дин, но осекся на полуслове. Да, и впрямь давно, подумал он. И сегодня вечером — снова! |