Книга Весь мир на блюдечке сметаны, страница 41 – Виталий Бодров

— Понял, Чепушка? Отстань от меня, не то дядька едун тебе так врежет!

Едун! Вот кто я, оказывается, такой. Я усмехнулся, поняв вдруг, что малец угадал. Съесть я сейчас мог бы даже Хреногорова коня, если бы богатырь дозволил. У Соловья-то запасы были, но мы их не тронули, он ведь последнее время настолько свихнулся, что человечину жрать начал. После этого я даже сыр из его запасов побрезговал взять, при мысли, что его тем же ножом резали, которым людей потрошили, меня наизнанку выворачивало. Не знаю, чего богатырь сопли распустил — ах, бывший соратник, ах, и я таким стать мог, — по мне, так самое настоящее чудовище, куда там разным Змиям! Если и был когда-то соратник, так давно сгинул, а то, что на дубах сидело и свистело, убить следовало, и куда раньше, чем было сделано.

Хреногор громыхнул смехом, кажется, отпустило его. И не сейчас даже, а раньше, когда мальчишек встретили.

— А я дядьку богатыря попрошу, он твоему едуну знаешь, что сделает? Да, дядька богатырь?

— А как же, — пробасил Хреногор, посмеиваясь в бороду.

— А дядька едун твоего богатыря в жабу превратит, понял?

— Не превратит!

— А вот превратит! И тебя вместе с ним!

Еще миг, и началась бы драка. Но Хреногор ловко подхватил старшего под руки, посадил перед собой на коня. Чуть промедлив, я проделал то же самое с младшим.

Ехали не спеша, чтоб не растерять стадо, да и деревня была уже рядом, вон собаки заливаются, учуяли чужаков.

На околице, как водится, дом знахаря. От людей подальше, к лесу поближе — все, как у нас. Да и неудивительно, ста солнц не прошло с тех пор, как Пряжское королевство оттяпало у нас Леворечье. Не успели еще опряжиться местные, оттого и порядки, как у нас, и говор схож, и витязей от рыцарей отличают.

Интересно, а свой богатырь у них имеется? Вряд ли, мальчишки уже похвастались бы. Повезло деревне. Как устроили бы драку, опять по бревнышку раскатали бы.

А вот и деревенская площадь, и народ уже стоит, встречает. С кольями и топорами, все как полагается. Собаки загодя доложили, что чужие идут, было время собраться.

— Ну здравствуйте, гости дорогие, — это, должно быть, голова местный. Седой, борода лопатой, дороден, и глаза цепкие, умные. Точно, голова. Не молод уже, но крепок, куда там юнцам. Заговорил первым — значит, нежитью не считает, уже хорошо. Теперь убедить бы еще, что мы не колдодеи заезжие… Может, в жабу кого превратить?

— И вам здравствовать, уважаемые, — солидно ответил Хреногор.

Вот этот страшный момент! Если сейчас какой дурак засмеется, лечить придется всю деревню. А кое-кого, возможно, и закапывать.

Но обошлось. Именно в этот момент Чепушка соскочил с коня и завопил во всю глотку:

— Папка, смотри! Это богатырь! Настоящий! У него есть боевая дубина и щит! И еще меч, мне его потрогать дали!

Напряжение сразу спало. Могли пришлые детям вред причинить? Конечно, могли, но ведь не стали? Значит, не душегубцы и не колдодеи городские, те, всем известно, до детской кровушки охочи. Могут ворами оказаться — но одеты небедно, хоть в дороге малость поизносились, так это дело обычное.

На богатыря карла, конечно, не очень похож, но видно, что витязь. Кольчуга, меч — а кем ему еще быть, только воином или разбойником, но последние если в деревню и заходят, то всей шайкой, нигде их с охотой не привечают.

Словом, уже не то чтобы доверяют, но опасаться перестали.

— В самом деле богатырь? — уважительно спрашивает староста.

— Угу. — Хреногор уже понимает, во что вляпался. Места глухие, пришлые бывают нечасто, а тут настоящий богатырь! Разговоров до следующего солнца самое малое, пойдут теперь языком мести по соседним деревням, одна надежда, что не поверит никто.

— А спутник твой? — и на меня смотрит.

Тут и второй сорванец свое слово решил вставить:

— А это дядька едун!

Ну спасибо, мой хороший. Хохот такой, что еще чуть добавь, и не хуже того свиста работать будет. Сижу красный, как мантия князя, и жалею, что не чарун. А то сжег бы всю деревню со злости и песочком для красоты посыпал. Эти ведь мало того, что едуном ни за что нарекли, еще и извращать это слово начали, к девкам гулящим отсылать.

— А еще чем занимаешься, едун? — спросил красный со смеха голова.

— Весельчаков разных в жаб превращаю, — вежливо ответил я. Странное дело — смех только что чуть не облаком висел, и сразу хлоп — и нету. Морды у всех такие, будто дерьма откушали с еловой лопаты. А мне казалось, такие веселые ребята шутки понимать должны.

— Ага, дядька едун обещал Чепушку в жабу превратить, — важно сообщил пастушок. — Чтоб не пинался и за пятки не щекотал. Он вроде Бабы-яги, только дядька.

Молчание стало совсем уж страшным. Будто у всех языки отвалились. Честное слово, это не я, таких заклятий не ведаю. Хотя и хотелось бы.

— Дядька… э-э-э… едун? — неуверенно начал голова.

— Ведун, — поправил я. Ладно еще ребенок правильно запомнить не может, а этот что себе думает?

— Да, ведун, — поспешно поправился голова. — Ты и в самом деле можешь так… в жабу?

— Могу, — ответил я равнодушно, как всемудрому ведуну полагается.

— Есть работа, как раз для тебя. Тут к бабам нашим оборотень один повадился, здоровый такой волчище… можешь его того… в жабу?

— Могу, — сознался я. — А зачем?

— Ну… чтоб они его привечать перестали. Бабы жаб жуть как боятся!

— Неужто страшнее волка? — хмыкнул я. Голова сразу сник.

— Не страшнее, — признал он. — Значит, не выйдет ничего?

— Превратить могу. — Я пожал плечами. — Отвадить — нет. Да и расколдоваться ему просто — взять да перекинуться хоть в волка, хоть в человека.

— Жаль, — вздохнул староста, и мужики за его спиной разочарованно загудели. — Может, тогда богатырь поможет? Больно страшный зверь!

— Нет, — отрезал Хреногор. — Если б загрыз кого или снасильничал — прибил бы на месте. А если вреда не приносит, значит, не чудовище.

— Да как же не приносит? — возмутился голова.

— А вот так вот. Бабы его привечают — с ними и разбирайтесь.

— Так что ж теперь, ждать, пока загрызет кого? — вскипел голова. — Вон Антиха-Водоношу так за ногу тяпнул, того и гляди Антихом-Хромым станет. Такиму-Дровосеку топор сломал! То есть Таким сам его сломал, когда по оборотню не попал, но не будь проклятущего — целым был бы топор. А Лыпарь-Сошник? Полез к жене в постель, а там этот, лохматый. Так теперь ни с женой не может, ни с веселой девкой Антониной, и знахарь помочь не в силах. И собак стал бояться.

— Так собрались бы всей деревней да пришибли бы надоеду, — в сердцах махнул рукой богатырь. Ловить оборотня ему не хотелось, лес густой и незнакомый, волку там всяко сподручней, чем богатырю, а время идет, нам же девку вызволять надо, невесту Хреногорову. Тут же работы не на один день и не на два.