Онлайн книга «Хундертауэр»
|
Шаг за шагом, одна нога точно перед другой, так что следы остаются одной цепочкой, а не двумя. Глаза опущены. Есть поверье — а может, и не поверье вовсе, а наблюдение — что если глядеть кому-то в спину, то он обернется. Руки пусты, расслаблены, опущены. Вово и не думал никогда, что можно так страшно идти. Успел подумать, что вот теперь знает, почему воины, такие как генерал Панк, считаются храбрецами. Не потому что не боятся махать мечами друг у друга перед носом — для этого достанет и дурости. Но видеть вот так, в лицо, идущую смерть — пусть даже не свою, пусть даже для врага — это дано не всякому. Вово никогда не стать воином. А Чумп дошел — и взбежал на спину Искателя, как белка взбегает на дерево. Взмахнул обеими руками, в них невесть откуда появились два тонких острых прутка-щупа, во взломном хозяйстве вещи абсолютно незаменимые, и безошибочно нашел остриями крохотные, словно бы и не на человечий глаз рассчитанные, смотровые отверстия. Рыцарь еще успел дернуться и извернуться, взметнуть руки, но ущельник уже скатился с него спереди, сделал еще пяток шагов и остановился, круто развернувшись к противнику. Застыл. А великан качнулся слегка, потом чуть сильнее, потом… а когда ему надоело качаться, рухнул навзничь, в полный рост, сотрясши землю и бессильно уложив руки вдоль тела. Через поляну наконец выдохнула эльфийка. Еле-еле, не услышал бы и остроухий кот. Вышло громко. — Фанта, — просипел Вово, прежде чем повалиться подобно Искателю. — С ней чего-то… — Со всеми вами чего-то, — сварливо откликнулся Чумп. — Мы что, — прошептал Вово счастливо в траву. — Мы отлежимся, мы быстро… здоровые мы, что твои драконы… Чумп покивал, подошел к рыцарю и досадливо пнул ногой его голову. — Вот объясни мне, рыжая, — обратился он к эльфийке как к единственной оставшейся на сцене собеседнице. — За что мне такая непруха? Все гоблины как гоблины. Кто родной город проиметь ухитрится и потом знай приключается на этой благодатной почве. Кто, до полного одурения начитавшись дефективов, играется в легенды, бия по башке кого ни попадя. Про того, который должен по статусу лечить деревья, а он вместо этого плачет по абордажному мечу, я вовсе молчу — ему надо памятник при жизни накласть нерукотворный. Это гоблины, тут не поспоришь. Но я-то в чем провинился перед прародителями своими, что мне суждена пожизненная судьба эльфа при них? — Ты-то эльф? — не поняла Тайанне. — Ну да. Ты сказки народов мира слушаешь? Это ж эльфские прерогативы — все время из ниоткуда появляться, выручать всю банду, совершать подвиги, на какие никто больше не горазд, последним оставаться на ногах… Да сама погляди, кто остался? Ты да я. Двое эльфов. С кем там, интересно, моя бабушка согрешила?.. — Глянула бы и я на того урода из наших, что на твою бабушку позарится. Знаешь что? — Знаю, но все равно скажи. Нравится мне, как ты пищишь. — Если бы ты только что не спас все наши задницы, я бы сказала, что ты кретин и чтобы никогда не смел претендовать на родство с нами, перворожденными. — Ага, именно этого я и ждал. — Но! — Но? — Но. Но, ты таки спас наши задницы. Поэтому, если ты по-прежнему претендуешь на эльфийские корни, я пожалуй скажу тебе… — Тайанне сделала над собой ощутимое усилие, набрала в грудь воздуху, — ТЫ ИДИОТ, и можешь сколько угодно претендовать на родство с эльфами, но от этого оно не станет к тебе ближе, чем твой хренов локоть к твоей поганой пасти, это тебе понятно?! Чумп деланно вздохнул. — Главное чтобы другие гоблины в это до конца верили. А то на дележе добычи еще оделят как эльфа. — Это как — как эльфа? — Ну, как, как — несправедливо! Со всеми поровну. Это ж выходит не дележка, а чистая демократия. За то ли боролись? Эльфийка нервно взлохматила шевелюру. — Знаешь, а мне пожалуй жаль, что ты не эльф. Такого бы в наш род — ох бы папу и поколбасило! Выйти, разве что, за тебя замуж? — Э-э, при Хастреде такого не ляпни! Он ребенок впечатлительный, одним топором обоих упупит. А нет ли у тебя часом сестренки, со щеками и… — Ах ты гаденыш!!! — Да ладно, просто же спросил! Давай ребят очухивать. Ты бери Вово и волоки его в деревню, а я пока что… — Я? Вово? Вот этого — в деревню??? — Ну, не здесь же оставлять, — Чумп озадаченно пожал плечами. — Хотя да, это ты права, в деревню далековато, да и смысл какой?.. волоки к ведьме. — Да я ж его с места не сдвину! — Из принципа? — Из тяжести! В нем одного дерьма больше, чем я за раз могу с места сдвинуть! — Вот блин, бабы пошли, — огорчился Чумп не на шутку и присел на спину поверженному Искателю. — Слабые? — окрысилась эльфийка, подумала и, чтобы не стоять столбом, примостилась рядом. — Не, умные. Вот, говорят, раньше были гоблинши — ух! Скажешь ей — сверни гору, а она ж тупая, не знает, что гора слишком тяжелая и к тому же к земле прикручена… Раз-два, глядь, и свернула. — А троллям, поди, и сейчас хорошо. — Просекаешь, ага. Слушай, может, я все-таки немножко эльф? Мыслим похоже. И спеть хочется. Давай, нежными голосами, с третьего такта? Авось Кижинга примчится. Драку прохлопал, хоть таскать поможет. Запевай! — Про гзурского паладина? — Не, за эту зарубит не глядя. Давай про ежика. …А ветер гнал себе равнодушные облака на север, в сторону Хундертауэра… А меж тем и осень подкралась, призадумался генерал, наблюдаючи за планирующим из кроны близрастущей липы листиком. Или не осень. Может, всего лишь белка какая-нибудь паршивая. Лежать было больно. Удерживал на месте только опыт, бархатно нашептывающий на ухо, что ежели попробовать встать или хотя бы повернуться, то вовсе света не взвидишь. А свет и так мерк, но медленно. Интересно, это возрастная слепота подкрадывается или просто сумерки подступают? — Мы уж не ждали, что вообще очухаешься, — проскрипело совсем рядом голосом Зембуса. — После такого поди встань. — Давно лежу? — выдохнул генерал. В груди затрещало, словно на нее набили бочечных обручей и теперь склепывали их, сводя концы. От боли замутило, однако была в этой боли и приятное: смертельные раны, слышал генерал не раз, не болят. Хотя, слышал порой от таких откровенных вралей, что впору усомниться. — Давно. Почитай, с полудня. Думали, совсем уж не выживешь. Но как ведьма поднесла своего отварчику, оборотах так о восьмидесяти, ты у нее баклажку отобрал и выжрал до дна. Тут уж ясно стало, что должен оклематься. — Откуда ясно? |