Онлайн книга «Волшебная самоволка. Книга 1. Флаг вам в руки!»
|
– Как, еще один?! – В смысле? – В смысле, убирайтесь-ка вы отсюда подобру-поздорову, господин самозванец! – уперла руки в боки старуха. – Мы только что проводили настоящего отца Николаса. Уходите, иначе я людей позову. Люди! – Подожди, селянка! – патетически воскликнул Клаус. – Я – специальный гонец его величества короля Генриха. Ты читать умеешь? – Нет. – Очень хорошо… То есть очень плохо! Вот приказ короля. Герольд бережно достал из кармана листок с ущербной серенадой и развернул, показывая его бабке и стараясь не смотреть на текст, чтобы не рассмеяться. – И чего надо Генриху от старухи Малеен? – ворчливо спросила хозяйка. – Мне нужны все сведения о Николасе Могучем. Кто таков, откуда родом и прочее. Король желает знать, что за птица залетела в столицу. – Пойдемте в дом, – устало пригласила Малеен. – Эльза! Дочка! Айда про Николаса твоего рассказывать!.. А сама подумала: «Не к добру столько дознавателей. Ну, дай-то Бог, поможет Николасу в трудный час мой гостинчик, в мешок положенный…» Через два часа Клаус во весь опор несся домой. План созрел. Неспешно трепыхающийся в телеге Палваныч проводил взглядом черного всадника, обогнавшего его на полпути в Лохенберг. – Ишь, суетится… – пробормотал прапорщик, чуть осаживая ускорившихся лошадок. Палваныч не особо торопился: на крестьянском тарантасе быстро ездить не сподручно. И горшки жалко, и лошадей, да и вообще телега на ухабах развалится. Мужик наслаждался видами, нахрюкивая неопределенный мотив. Он свернул к реке и сделал основательный привал. Искупался, перекусил, двинулся дальше. В полдень Палваныч уже трясся по улочкам Лохенберга. Добравшись до постоялого двора, поручил телегу работникам, повесил оба мешка на плечо, зашел в дом. Попал в маленький коридорчик с прилавком. Сидящий за прилавком хозяин, тощий мужичонка с жиденькой бороденкой, придирчиво осмотрел нового клиента. Бесцветно заговорил сухим трескучим голосом: – Пять талеров за комнату в сутки, господин. Плата за первые сутки вперед. Еда оплачивается отдельно. – Хорошо, – нехотя согласился прапорщик, отсчитал пять монет. – Скажи, товарищ, я ищу одного человека, его зовут Николас Могучий. – Ага. Был. Несколько дней назад весь город взбаламутил. В «Проклятую дыру» спускался. – Что за проклятая дыра? Я думал, так называют любой провинциальный населенный пункт, находящийся на удалении от центра. – На что ты намекаешь, приятель? По-твоему, Лохенберг – дыра?! – хозяин наклонился над прилавком. – Вот еще. Видал я дыры и поглубже. Не ищи повода для драки. Мне нужен Николас. – Ты грубиян, – как топором отрубил тощий. – Я уже взял твои деньги, поэтому оставайся, но ответов на свои хамские вопросы ты от меня не дождешься. Спрашивай у других. – Послушай, ты, сельскохозяйственное рыло! – взревел прапорщик. – Мне твоих дебильных ответов и не нужно! Ты мог бы заработать, но, скорей, пополам переломишься, чем нормально ответишь, лох лохенбергский! Показывай клоподавильню, которую ты назвал комнатой. Хозяин съежился под напором брани. Позвонил в колокольчик. Прибежал паренек-служка, проводил Палваныча. Узенький закуток с кроватью был беден, но аккуратен. И запирался на ключ. Прапорщик прогнал пацана, топтавшегося в ожидании чаевых, и занялся мешками. Он сделал то, что давно надо было сделать: вытряхнул барахлишко на кровать, переложил все добро в свой мешок, а спертый в лесу свернул и сунул к остальному богатству. Мусор стряхнул на пол. Потом вышел из комнатушки и запер дверь. Спустившись в трактир, заказал обед. Принесли вареную репу, сыр и квас. Палваныч не был гурманом-привередой, то есть поглощал все съедобное в любых количествах. Он набросился на еду, словно тигр на косулю. В считанные минуты все было кончено. Прапорщик заказал еще стаканчик кваса, расплатился. Допив, вышел в город. Пройдя несколько домов, увидел трех стариков, чинно сидящих на скамье в тени пышного каштанового дерева. – Отцы! – обратился к ним Палваныч. – Кто бы мне подсказал сведения о Николасе Могучем? – Это тебе, сынок, надо к Фридеру, портному. Николас у него жил, – шамкая, ответил средний. – Вон туда тебе идти. На окраину. Первый дом как раз его будет. – Спасибо. – А зачем он тебе? – спросил крайний старичок, постоянно держащий ладонь возле уха. – Сын он мой, вот зачем. – Кто?! Фридер?! – Ага, он самый, старый ты Хейердал, – тихо пробормотал прапорщик, уже шагая к окраине городка. На доме Фридера, к немалому облегчению Палваныча, не было мемориальной доски «Здесь жил и уклонялся от службы Николас Могучий». Прапорщик постучал в дверь. Никто не открыл. Постучал еще раз. Молчок. «Ушел куда-то», – решил визитер и сел на завалинку дожидаться хозяина. Примерно через час дверь открылась, и на крыльцо вышел Фридер. – Вот, блин, оперный театр! – хлопнул себя по колену Палваныч. – Я ему стучу, стучу, жду его тут, жду, а он, блин, дома! – Здравствуйте, господин хороший, – старик прищурился, профессионально оценивая визитера. – Что-то мы не знакомы. А еще, я вижу, вы одеты один в один как Николас Могучий! – Привет, папаша, – прапорщик встал с завалинки. – Я ищу Николаса. Я его отец. – Правда?! Вот так радость! Заходите же скорей, гость вы мой желаннейший! О сыночке вашем поговорим, бражки хлебнем. – Бражка – это хорошо… – неуверенно протянул Дубовых. Они долго беседовали со стариком, усидев изрядное количество терновой браги. Бурда была слабенькой, оттого закаленные мозги Палваныча почти не замутились, а вот Фридера развезло. Но до того, как задремать прямо на столе, он успел рассказать о местных похождениях Коли Лавочкина и о том, что герой отправился в столицу к мудрецу Тиллю Всезнайгелю. Палваныч прихватил пару резных канделябров, сунул в мешок. Вздохнул печально и побрел на постоялый двор. «Эх, кабы сразу знать, что в Лохенберге есть такой Фридер!.. – казнил себя прапорщик. – И пятерку бы сэкономил, и добыл бы чего-нибудь посерьезнее. Прямо в телегу бы и загрузил…» Мужик заперся в снятой комнатушке и лег спать. Приснился ему как наяву кабинет полковника. И стол, Сталина помнящий. И портрет президента, из глянцевого журнала вырезанный да в раму старательным рядовым помещенный. И шкаф с неизменно полным штофом, рюмками и горами поощрительных бумаг. Обшарпанные стены. Пол, устланный неучтенным линолеумом… Все такое родное, знакомое… «Папа» ходил по кабинету и вид имел человека неприятно потрясенного. Не на шутку разочарованного человека. |