Онлайн книга «Волшебная самоволка. Книга 2. Барабан на шею!»
|
Марлен накинула капюшон и двинулась к выходу. Дверь отворилась. – Спасибо! – крикнул вслед виконтессе Лавочкин. Дверь со скрежетом захлопнулась, лязгнул засов. Коля наставил на Шлюпфрига палец: – Только не говори, что это была та самая девушка, из-за которой ты теперь человеко-кобель. Шлюпфриг промолчал. Солдат принялся шагать по камере, рассуждая вслух: – Знаковая встреча! Похоже, полоса неудач заканчивается… Только бы выбраться из этой тюряги. А там мы еще посмотрим, кто хозяин знамени! А виконтесса обворожительна, и – надо же! – родственница Тилля! Как все ловко складывается… Марлен, елки-ковырялки! Сокамерник вскочил и преградил путь Лавочкину. Глазки Шлюпфрига гневно полыхали, а когда он заговорил, слова выскакивали из него подобно выстрелам: – Ты это… Про Марлен забудь. Она моя любовь, моя единственная любовь. Я, может, живу только благодаря надежде, что она меня простит… Ну, или кто-нибудь расколдует… Забудь о ней, Николас! Солдат отступил на шаг. – Да ты, друг, ревнуешь?! Не кипятись! Ты же маркиз, а я всего лишь рядовой Российской армии, да и то числящийся в самоволке. – Издеваешься… – прошипел Шлюпфриг. – Ты барон. Ты герой королевства Вальденрайх, о тебе книжки написали. А я? Пес в башмаках… Рыжая голова поникла, оборотень плюхнулся на солому, шмыгая носом. – Ладно, Шванценмайстер, не дрейфь, солдат ребенка не обидит, – успокаивающе заговорил Лавочкин. – Только никак не возьму в толк такую штуку: если ты так любишь Марлен, то какого хрена ежедневно и еженощно бегал по бабам? – Зов природы… – всхлипнул Шлюпфриг. – И Марлен тебя простит, когда узнает?.. Оборотень мигом обозлился: – Решил заложить, да? – Дурак. Я подло не играю, в отличие от некоторых ворюг. Хватит болтать, не ровен час наболтаешь еще чего-нибудь, поколочу… Взбодрись, Шванц, надежды юношей питают. Шлюпфриг испустил тяжкий вздох. – Питают, вот именно! – Он подскочил к двери, забарабанил в нее кулаками. – Эй, тут жрать дают?.. Как ни странно, дали. Похлебка была дрянная, зато хлеб из отрубей – почти съедобный. Отужинав, Коля взбил сено в кучу, разлегся. – Слышь, Шванц, – позвал он кобелька. – Дед меня учил, что нужно делать добро даже тем, кому не стоило бы. Когда я встречусь с Тиллем Всезнайгелем, будь рядом. Думаю, он распутает заклятие, наложенное братом. Попрошу, мне он вряд ли откажет. – Ты это серьезно?! – пролепетал юнец. – Спасибо, Николас! Я обязательно буду… И прости за штандарт… – Спокойной ночи, – буркнул солдат, смутно жалея о данном обещании. Лавочкин заснул быстро. Заснуть-то заснул, только вот снилась ему полная галиматья. Сначала детский хор затянул старую песню «Пропала собака, пропала собака…», а его прервал какой-то азиат, наверняка кореец, кричащий: «Пропала собака?! Надо было в холодильник класть!» Потом Шлюпфриг убегал от странного корейца… Затем мимо Коли прошла Марлен в плаще с капюшоном, он воскликнул: «Девушка, можно с вами познакомиться?», но она не отреагировала, зато откуда-то сверху раздался строгий женский голос: «Девушка не отвечает или временно неприступна…» И тут-то Марлен остановилась, обернулась, но это была не виконтесса, а Колина сельская любовь – спасенная им от дракона Эльза. «Вылитая Алиса Селезнева», – подумал Лавочкин. Эльза-Алиса покачала головой и исчезла. Перед солдатом предстал прапорщик Дубовых, боевито размахивающий кулаками и вопящий: «Держите меня семеро! Пьяный я…» Палваныч не врал: позорно пошатнувшись, он ударился оземь и обернулся сереньким козликом… После этого Лавочкин вдруг осознал себя Генри Баскервилем. За окном царила зловещая ночь, откуда-то с болот донесся жуткий вой. «Кто это?» – в страхе спросил Баскервиль. Верный Бэрримор был в курсе: «Это собака Шлюпфриг, сэр». Тогда Коля решил сменить тему: «А что у нас сегодня на ужин?» – «Овсянка, сэр!» – доложил Бэрримор и снял крышку с огромного блюда. В центре располагалась жареная тушка овсянки. «Птичку жалко!» – капризно заявил солдат и проснулся. На решетке окна, на фоне предрассветного сумеречного неба сидела черная птица. – Овсянка? – прошептал Лавочкин. – Кар! – обиженно ответила птица и улетела. Птицу звали Враном. Вран был личным магическим поверенным Хельги Страхолюдлих. Он нашел хозяйку накануне вечером, изрядно удивленный тем, как она попала в Дриттенкенихрайх. Но Вран – слуга, а слуги не задают вопросов. Графиню-ведьму беспокоило отсутствие Николаса. Она сразу же послала ворона его искать. Опытный Вран подслушал несколько разговоров, обнаружил солдата в камере и теперь прилетел на постоялый двор с докладом. Хельги не было в комнате. Ей не спалось, она спустилась в стойло, к бедному козлику Палванычу. Спланировав в чердачное окно, ворон уселся на кормушку, стоявшую перед прапорщиком. – Хозяйка, кар-р-ртина непр-р-риглядна: Николас сидит в тюр-р-рьме. Страхолюдлих вскрикнула, закрывая рот ладошкой: – Как?! В тюрь… – Ме? – закончил Палваныч, тряся розовыми ушами. – Пр-р-равильно. И я даже знаю за что… – …И за что меня посадили именно с этим чучелом собаки? – проныл Лавочкин, слушая храп Шлюпфрига. До рассвета оставались считанные минуты, и проклятый колдуном маркиз пока сохранял человеческий облик. Где-то далеко-далеко весело пропел петух. Шлюпфриг заворочался и внезапно скорчился в сильнейшей судороге. – У… – только и смог вымолвить он. Тело его забилось, обрастая шерстью. Коля стал свидетелем оборотнической метаморфозы. – Да… Сначала козел, теперь собака… Что день грядущий мне готовит? – прошептал солдат. Тем временем превращение Шлюпфрига закончилось. – Добрейшего вам утра, милостивый государь! – рассыпался бисером Пес в башмаках. – Привет, привет, – пробубнил Лавочкин, предвкушая многочасовую пытку кобельком-говоруном. – О, на вас, вероятно, оказало пренепреятнейшее впечатление мое превращение? Не извольте испытывать беспокойствие, дорогой Николас, сие есть явление регулярное, но не частое. Просто в следующий раз будете знать, когда отвернуться. – Слушай, Шванценмайстер, ты не помолчал бы пару часиков? Дорогой Николас хотел поспать еще. – Помолчать? Со всенепременнейшей обязательностью! Я буду нем, словно гробница. – Спасибо. – Солдат отвернулся к стене. – Не стоит благодарности. Парень промолчал. – Эх, – через минуту протянул пес. Не дождавшись Колиной реакции, Шлюпфриг запел: |