Онлайн книга «Иван-царевич и С. Волк. Похищение Елены»
| 
												 Иванушка молча сидел на кровати, обняв колени, рядом с тихо вздрагивающей Серафимой, пока она не затихла и, похоже, не заснула, и не знал, что делать. Во-первых, в его короткой, но богатой книге жизненного опыта не было ни одной страницы, посвященной девушкам, плачущим в его комнате на кровати, и как в таких случаях надо поступать, было для него тайной не то что за семью печатями, а закрытой в сейф, помещенный в банковское хранилище, закопанное, забетонированное и забытое потомками на века. Во-вторых, если он понял правильно, а он чувствовал, что он понял правильно, то самое гадкое, что он мог сделать — это сидеть молча на кровати, обняв колени, рядом с тихо вздрагивающей Серафимой, пока она не затихнет и не заснет. Но в настоящий момент именно этим он и занимался, потому что, как непреодолимая вамаяссьская стена для кирдыцкого кочевника, перед ним вырастало и уходило, насколько хватало глаз, неумолимое «во-первых», отягощенное тем, что на его кровати плакала не какая-то абстрактная царевна, а вполне конкретный Серый, хоть и не отрок теперь, а отроковица… Но, наконец, Иванушка решился и, откашлявшись для храбрости и рассеянно пожалев и забыв о разлившемся по полу штофе, тихо прошептал: — Сер… рафима?.. Ты чего?.. С тобою… что?.. Я… тебя… обидел?.. Посапывание, перемежаемое сонными всхлипами, было ему ответом. И тогда, абсолютно без предупреждения, в еще наполненную алкогольным туманом взлохмаченную голову Ивана откуда ни возьмись пришла и поселилась одна идея. Все просто. Если он оказался не готов ко встрече со своей женой сейчас, то ему надо быть готовым к тому моменту, когда она проснется. И царевич, осторожно ступая босыми ногами по живому ковру из цветов на полу спальни и попутно экспериментальным путем обнаружив, что розы в лукоморских оранжереях еще не совсем отцвели, подошел к окну, распахнул створки и глянул вниз. Второй этаж. Охрана внизу спит сном славно погулявшего на свадьбе богатыря. Очень хорошо. И он зажмурился и сиганул вниз. Предусмотрительно оставив на столе самый страшный предмет для библиотеки — свечу — Иванушка беспорядочно, но усердно начал перерывать все, что скопилось на уходящих под потолок полках за двадцать поколений лукоморской династии. Она определенно должна быть где-то здесь. Я точно видел ее, случайно, еще до отъезда, когда искал что-нибудь новенькое, еще не читанное… Еще подумал, как странно… Кому это может быть интересно… Там же нет ни одного сражения или чудовища… Она была даже с картинками… Там так все подробно расписывалось, что за чем делается… И зачем… И подробно перечислялось, что для этого может понадобиться… Я и слов-то таких раньше не слыхал… И называлась она как-то чудно… То ли «Ритуалы и таинства»… То ли «Секреты мастерства»… Что-то такое… Загадочное… Никогда бы не подумал, что она может мне пригодиться… Я, помнится, еще специально ее куда-то подальше с глаз долой забросил… Думал, что витязям Лукоморья такие занятия не пристали… А теперь вот ройся… Второпях… В темноте… В пыли… АПЧХИ!!!.. Ой-ой-ой-ой-ой-ой!!!.. Прямо на ногу ведь свалилась!!!.. Ах-х-х-х!!!.. Чтоб тебя!!!.. Стоп. Да это же она!!! * * * Серафима еще раз всхлипнула, вздрогнула и проснулась. В комнате было тихо. Чересчур тихо. Не поднимая головы и не открывая глаз она поняла, что Ивана здесь нет. А значит, больше и не будет. Она сама во всем виновата. Она должна была ему признаться как-нибудь, пока они еще мотались по белому свету вместе. Но сначала было забавно, потом привыкла, потом не до того, потом неловко, потом просто глупо, а сейчас уже поздно… Он подумал, что это она специально… Подумаешь, какие мы нежные! Он обиделся и не вернется… И мне пора уходить. Куда мне до этой противной Ленки, если вот так, по правде-то… Тем более что она стала еще красивее, когда за его брата замуж вышла… Чтоб у ней веснушки повылазили! Нужна я ему двадцать раз… Убегу куда-нибудь, где про это Лукоморье никто и слыхом не слыхивал, и пусть папочка любимый сам эту кашу расхлебывает. Я же говорила, что ничего из этой затеи не получится, так нет — «добрососедские отношения, родственные народы, приличная партия, ля-ля — тополя…» Ну, что ж… Уходить — так сразу. И, не раздумывая больше, Серафима швыркнула последний раз носом, утерла глаза колючим парчовым рукавом, спрыгнула с кровати и неслышным шагом решительно подошла к раскрытому окну. Из него, едва выставляясь, торчали рога лестницы. По которой кто-то тяжело понимался. Царевна прижалась к стене, стараясь слиться с ней, в то время как рука ее автоматически нащупала и подняла над головой в замахе первый попавшийся увесистый предмет — резную дубовую табуретку. Одинокая беззащитная девушка темной ночью в незнакомом месте, без меча, ножа и кистеня, должна держать ухо востро. Кто бы там ни был, решила Серафима, делать ему здесь нечего. Начнут расспрашивать, уговаривать, отговаривать… И-эх!.. АЙ!!! ОЙ!!! — Это ты?!.. — Это ты?!.. — Ой, извини, пожалуйста… Я не хотела… Я думала, там кто-нибудь другой… — и, не удержавшись: — Знала бы что ты — убила бы… — Ах, так… Ну, спасибо… Я, конечно, догадывался, что ты обо мне думаешь, но… — Я пошутила!.. — Да из-за твоих шуток у меня теперь… — Ну, я же сказала, что нечаянно!.. — Нет, не сказала! Ты сказала… — возмущенно начал было Иванушка, но прикусил язык, почувствовав надвигающуюся никому не нужную нелепую перепалку, способную привести к неизвестно каким непредсказуемо-катастрофическим последствиям, возможно, даже с летальным исходом и, пока не поздно, быстро нащупал на полу небольшой плетеный берестяной короб, который был у него в руках, пока на его голову не обрушилась оперативно-тактическая табуретка наступательного действия. Он с некоторым усилием откинул крышку и протянул короб на вытянутых руках Серафиме. — Это тебе. — Что это? — подозрительно прищурилась царевна.  |