Онлайн книга «Собака Раппопорта. Больничный детектив»
…Ватников в который раз покосился на пушечное ядро, отгоняя неприятные мысли о возрастных заболеваниях. — Я вас слушаю, Хомский. Но должен предупредить вас: я человек когда мягкий, а когда и суровый, военной закалки, с Афганистаном за плечами. И если вы станете жаловаться на плохой сон, дурное настроение и общий упадок сил, то я попросту предложу вам прекратить пить овсянку и прочие вредные вещи, а вы на это никогда не согласитесь — я правильно говорю? Во всем поведении Хомского, минуту назад умиравшего, появилась азартная живость. В последний раз такое лицо было у него, когда он расследовал для отделения исчезновение двух простыней и наволочки. — Доктор, — сказал он мягко. — Я не стану жаловаться. Мне нужна ваша помощь. Мы, — он обвел рукой коридор, — люди бесправные, нам к докторам ходу нет… — Позвольте, — Ватников обычно никого не перебивал, так как психиатру важно услышать побольше — вдруг да сболтнет человек про чертей. Но здесь он изменил профессии, великодушно рассмеялся: — Все доктора, и я в том числе, готовы вам помогать денно и нощно… — Я не о том… Не могу же я заявиться в ординаторскую и учинить допрос Александру Павловичу… — Допрос? Почему — допрос? Хомский отчаянно вздохнул и признался: — Я, доктор, занимаюсь убийством нашего товарища… Какое-то время Ватников молча смотрел на него. Потом медленно проговорил: — Значит, ваше сотрясение мозга… Тот улыбнулся тонко, в меру умения: — Элементарно, доктор Ватников! Но это исключительно между нами… Если что, я пойду в отрицаловку. Теперь на лице психиатра возник неподдельный интерес, сугубо профессиональный. — Так-так. Очень хорошо. И вам понадобился я? Вы хорошо подумали, прежде чем ко мне обратиться? — Ну да. Мне нужно, чтобы вы стали, как говорится, моими глазами и ушами. Тайным помощником. Разведчиком в стане врага. Глаза у Хомского были мутные, с красными прожилками, а из ушей несло адской скверной. Содрогнувшись от предложенной роли, Ватников молвил: — Вы что же — считаете, будто я соглашусь… Сказанное не укладывалось у него в голове. Безумец с посттравматическим, да еще и алкогольным изменением личности берет в подручные психиатра, человека с высшим образованием. Но почему? Вырисовывался полный анекдот. Хомский кивнул: — А я со своей стороны обещаю держать вас в курсе всего, что узнаю. От соседей. От сестер… Ватников по-прежнему ничего не понимал, но решил до поры не показывать этого. — И у вас уже имеются соображения? — Имеются, имеются. Это доктор наш убил, Александр Павлович. Ватников облегченно вздохнул: все разъяснилось. Беседа входила в привычное для него русло. Строго профессиональное. — Так-так-так. А почему же вы решили, что Александр Павлович убил? Ватников старался говорить мягче, чтобы не спугнуть помешанного, и это давалось ему легко, благо нарабатывалось годами. Хомский начал загибать пальцы: — Во-первых, сосед хотел на него жалобу написать. И уже начал. У него бумага лежала на тумбочке, и заглавие проставлено. А утром там ничего не было, я сразу проверил. Никакой бумаги. Куда она делась? Ватников недоуменно пожал плечами: — Он мог передумать. Ему могло не понравиться написанное. Скомкал и бросил в помойку. Об этом вы не подумали? — Я поискал в помойке, — возразил Хомский. — Пусто. И передумать он не мог. Он — знаете, как это бывает — прямо завелся. Урою, говорил, доктора, гад буду. — За что же? — Александр Павлович подумывал выписать всю палату за пьяное дело. И что-то еще такое нахимичил в приемнике. Там шум поднялся, кто-то упал с каталки. — Да, — с готовностью припомнил Ватников, не переча больному. — Верно, такие планы у него были. Хотя про каталку я ничего не знаю. — Вот я и говорю. А сосед погибший был блатной. Он косил от чего-то — от армии, наверное. Нам не сказал, но такое за версту видно. Он нас вообще не шибко уважал, гнушался нашей компанией. — Однако пить с вами он не гнушался? — Так дело-то одно делаем. Все живые, всем нужно. В голосе Хомского звучала спокойная и мудрая убежденность. Ватников покрутил усы, обдумывая, как бы пограмотнее отразить в истории болезни деловое предложение собеседника. Алкоголизм больного тоже сыграл свою роль, и при поверхностном рассмотрении получалось замысловато, но в глубине угадывалась огромная работа по разрушению мозга. Паранойяльный синдром? Параноидный бред? Парафренный? Сверхценная идея? Но не белая горячка. Вот если бы Александр Павлович вдруг сделался в представлении Хомского маленьким, забрался в карман и угрожал оттуда скальпелем — тогда конечно. А пока… Ватников решил, что материала пока маловато. — Ну, хорошо, — молвил он вкрадчиво. — Вы сказали "во-первых". А что во-вторых? — А то, что больше убивать некому. В нашей хате все спали без памяти, а больше тем вечером никто в отделении не злоупотреблял… Уж я-то знаю. Никто не мог с пьяных глаз ворваться в сортир и стукнуть по голове. Да и в сортире… — Значит, ваша палата все-таки перепилась? — быстро переспросил психиатр. — Не отрицаете? — Не отрицаю, — важно ответил Хомский. — Но дело-то прошлое. Задним числом не наказывают. — И победителей не судят, а побежденному — горе. Это понятно. Вы что-то начали говорить, я вам помешал, продолжайте. — Я говорю, что в общем сортире ему было нечего делать. У него имелся ключ от отдельного, — повторил Хомский соображения, ранее высказанные братьям Гавриловым. Ватников немного смутился. В том, что рассказывал ему этот идиот, прослеживалась некая система, не лишенная логики. Конечно, у помешанных такое случается сплошь и рядом. Но не у таких опустившихся, безмозглых существ, каким виделся Ватникову Хомский. Его слова не укладывались в симптоматику, характерную для последствий черепно-мозговой травмы, осложненной алкоголизмом — или наоборот, алкоголизма, осложненного последствиями травмы. Да и самой травмой. Стоп! Хомский не всегда был алкоголиком и ничтожеством, у него — минуточку-минуточку — даже образование высшее! В памяти доктора неожиданно всплыли жаркие афганские будни. В частности, осведомители из местного населения, которые время от времени появлялись и сообщали очевидную нелепицу, которая, однако, подтверждалась впоследствии. Не всегда, но подтверждалась. И лучше было поверить в национально-освободительную банду, которая выросла на ровном месте из ниоткуда — там, где по данным разведки ее никак не могло оказаться. Нежели чем угодить под обстрел в полном составе, беззащитной колонной. Эти осведомители бывали на вид сущими ишаками: тупые морды с кустиками растительности, грязное тряпье, стеклянные глаза. Они чем-то напоминали Хомского… |