Книга Граальщики, страница 66 – Том Холт

– Две недели спустя, – рассказывал граф, тяжело дыша, – я получил пакет. В нем была пара носок и письмо. Его доставил ангел.

Он помедлил, прикрыл глаза и продолжал.

– Письмо было не подписано, но, собственно, в этом не было нужды. Не буду утомлять вас пересказом первых трех абзацев, поскольку в них речь шла в основном обо мне. То, что можно назвать деловой частью письма, заключалось в нескольких последних строчках.

Коротко говоря, я был проклят. До скончания времен, говорилось в письме, пока Младенец не придет вновь, чтобы судить живых и мертвых, моя работа должна будет заключаться в том, чтобы доставлять подарки всем детям в мире – каждый год, в годовщину моего… в канун Рождества. Подарки столь же несообразные, нежеланные и бесполезные, как тот, что я счел подходящим преподнести Царю Царей. И чтобы окончательно прояснить вопрос, на тот случай, если я не до конца уловил, что к чему, отныне в каждую рождественскую ночь каждый ребенок в мире будет также считать подходящим вешать в изножье своей постели самый длинный, самый грубый шерстяной носок, какой сможет найти, в качестве вечного напоминания.

Повисло тяжелое молчание.

– Н-да, – произнес Галахад, собираясь с мыслями. – Ну да как бы то ни было, при чем здесь эти Носки?

– Носки? – Клаус фон Вайнахт взглянул на него и засмеялся. – До тебя еще не дошло? Те носки, за которыми ты и твой друг пришли сюда, и есть эти самые Носки. Поэтому они так и называются, – добавил он с горьким смешком. – Неужели ты всерьез веришь, что я могу отдать их тебе просто так, за здорово живешь?

Боамунд придал своему лицу выражение, которое, как он надеялся, можно было счесть бесстрастным.

– Для тебя лучше, чтоб ты смог, – произнес он, – иначе тебе будет только хуже.

Фон Вайнахт повернул голову и взглянул на него.

– Пожалуйста, – добавил Боамунд.

– Нет. – Граф скривил губу. – Не думай, что я не был бы счастлив избавиться от них, – да я только об этом и мечтаю! Я ненавижу самый их вид. Но они мне не принадлежат, чтобы я мог отдать их кому-либо. По крайней мере, не тебе, – добавил он.

Боамунд внезапно почувствовал, что в ребра ему что-то тычется, и взглянул вниз.

– Что там у тебя? – спросил он. – Ты что, не видишь, что мы очень заняты?

– Это не займет и минуты, – ответил Ноготь. – Просто отойди сюда, чтобы он нас не слышал.

Боамунд пожал плечами и поднялся на ноги. Они отошли к очагу.

– Он рассказал тебе не всю историю, – сказал Ноготь, – я готов поручиться за это.

– Правда? – Боамунд приподнял бровь. – Тогда это, должно быть, действительно длинная история, поскольку…

Ноготь покачал головой.

– Все, что он рассказал, – истинная правда, про Носки и так далее. Но есть еще что-то. Я знаю, что есть.

– Ты знаешь?

– Да.

Боамунд поразмыслил. Он всегда знал, что все вокруг, даже слуги, знают гораздо больше него обо всем, что происходит, и так оно и должно быть. У рыцаря есть гораздо более важные занятия, нежели заниматься ерундой, узнавая о разных вещах. С его точки зрения, если голова набита знаниями, она становится слишкой большой, чтобы помещаться в шлеме. Тем не менее, разве не предполагалось, что все это предприятие держится в секрете?

– Откуда ты это знаешь? – спросил он.

Ноготь посмотрел вокруг.

– Я просто знаю, и все. Может быть, потому, что я карлик.

– А это-то здесь при чем?

– Расовая память, – объяснил Ноготь. – Это и еще то, что уши у карликов находятся ближе к земле. Слушай, просто спроси его о Граале и посмотри, как он отреагирует. Давай, попробуй.

Боамунд кивнул. У всех великих героев, насколько ему было известно, были преданные и мудрые советчики, неизменно стоящие ниже по социальному статусу, но тем не менее ужасно умные; и самое приятное здесь было то, что их имена обычно выпадали из истории на относительно ранней стадии.

Он повернулся к графу, сдвинул брови, чтобы отразить на лице работу мысли, и медленно пошел обратно через зал.

– Ты чего-то не договариваешь, не так ли? – сказал он. – Давай-ка, выкладывай все начистоту.

– Мимо кассы.

– И не говори со мной в таком тоне, – отвечал Боамунд. – А как насчет Грааля? Ты мне об этом расскажи.

Вместо ответа фон Вайнахт взревел как бык и яростно заметался, пытаясь разорвать кушак от халата, которым он был привязан к креслу. Галахад, нахмурившись, потянулся за скалкой, которую он нашел на кухне.

– Ну-ка прекращай это, – прикрикнул он. – Ей-богу, некоторые люди…

– Рыцари! – плевался фон Вайнахт. – Проклятые рыцари! Все как один. Попадись только мне в руки кто-нибудь из вас двоих…

Галахад ударил его скалкой. Это, по-видимому, возымело некоторый терапевтический эффект, поскольку он перестал рычать и ограничился убийственными взглядами. Боамунд кивнул.

– Спасибо, Галли, – сказал он.

– Не стоит благодарности, Бо. Это было для меня удовольствием.

Боамунд подвинул к себе кресло и сел.

– Начнем сначала, – сказал он. – Итак, насчет Грааля.

Фон Вайнахт высказал несколько предложений относительно того, что Боамунд может сделать с Граалем, когда и если он найдет его. Скалка еще раз рассекла воздух.

– Грааль, – повторил Боамунд. – Что насчет него?

На этот раз фон Вайнахт решительно хранил молчание, и двое рыцарей посмотрели друг на друга.

– Не думаю, что его можно бить только за то, что он ничего не говорит, – заметил Галахад. – Наверное. Как ты думаешь?

– Наверное, нет, – согласился Боамунд. – Жаль, но это так. Что будем делать?

Галахад пожал плечами.

– Искать Носки, я полагаю. Эй, ты, – сказал он, наклоняясь к графу и помещая скалку у него перед носом. – Носки. Где?

Фон Вайнахт сделал попытку укусить скалку, и Галахад быстро отдернул ее.

– Интересно, что он имеет против рыцарей, – задумчиво проговорил он. – Это относится только к нам или к рыцарям per se?

– Мне кажется, что он вообще не очень-то любит людей, – отвечал Боамунд. – Довольно странно, принимая во внимание характер его работы. Казалось бы, тот, кто всю свою жизнь только и делает, что доставляет на Рождество…

Фон Вайнахт издал волчий вой. Рыцари переглянулись.

– Похоже, ему не нравится, когда ты произносишь это слово, – отметил Галахад.

– Похоже, ты прав, – ответил Боамунд. – Рождество! – прошипел он графу в ухо, и тут же в испуге отскочил. Он никогда бы не поверил, что человеческое существо способно производить такой невообразимый шум.