Онлайн книга «Специальный агент преисподней»
|
И вышел из храма. Леля опустилась возле меня на колени и, обняв за шею, в голос разревелась. С другого бока пристроилась Ламиира, гладя меня по голове и посапывая. Лохматый щенок, недоуменно переводя взгляд с одного мокрого лица на другое, задрал голову и жалобно заскулил, в силу своей собачьей солидарности изливая сводам храма печаль и тоску. Вся вина за случившееся лежит исключительно на мне. Но кто мог предположить подобный исход моего явления в храм? Я ожидал разверзшейся под ногами земли, испепеляющего пламени, ковша освященной воды в лицо и даже брезгливого взгляда девушки-ангела, которую посмел полюбить, но… в очередной раз жизнь доказала мне, что способна нанести удар, который я и вообразить не мог. Вопроса о том, что делать дальше, в моей голове не возникло. Если никто не может мне помочь – я попытаюсь сделать все сам. Страшит не безнадежность намерений, ужасает мысль о том, что Ливия в аду. – Ну ладно.- Утерев ладонью глаза, я решительно встал.- Мне пора. – Ур? – насторожился овчар. – Я с тобой,- твердо заявила Леля. – Я тоже,- сказала, поднимаясь, Ламиира.- А куда? – В ад. – Даже как-то не хочется говорить, что там тебе самое место,- заметил ангел-истребитель,, подойдя ко мне и демонстрируя пустые ладони. – Не переживай, мы сейчас покинем стены храма,- сказала блондинка, вышедшая из пены морской. По крайней мере так утверждают древнегреческие очевидцы ее появления на свет. – Что ты собираешься делать в аду? – поинтересовался ангел.- И кстати, меня зовут Эй. – Меня тоже так иногда зовут. – Это имя. – И что дальше? – не очень любезно поинтересовался я, все же не забывая, на чьей территории нахожусь. – Как мне тебя звать: Амуром или Лелем, Асмодеем или Бармалеем? – Что в имени тебе моем? – философски заметил я. – Ровным счетом ничего, но нужно же как-то обращаться к тебе? – Не нужно. Мы уже идем.- Повернувшись, я иду прочь из храма. – Постой.-Ангел-истребитель по имени Эй кладет мне руку на плечо, пытаясь остановить. – Убери руку! – едва сдерживаясь, рычу я. – Не… Извини. Позволь мне следовать с тобой. – В ад? – Туда и обратно. – Нет. – Боишься удара в спину? Или считаешь, что сам справишься с Нечистым? – Я иду не сражаться с Сатаной,- возразил я. – Просить милости?! – сердито восклицает Эй, схватившись за рукоять меча. Ламиира вздохнула. Уж ей-то известно, что в аду милость понятие абстрактное, а слово употребляется как ругательство… – Сам-то ты понимаешь, о чем говоришь? – Тогда что ты там делать собираешься? – Уж точно не задерживаться. – Это как? – По большей части бегом. – А… Марш-бросок в тыл врага. Так как называть тебя? – А кто решил, что ты со мной пойдешь? – Я. Так как? – Зови Лелем,- решил я. Нужно же уважать собственные корни.- Только отныне, раз уж ты сам напросился под мое командование… – … сам ведь напросился, и все решения принимаю я. – Повиноваться мерзкому демону?! От возмущения ангел покрылся пятнами, перья на его крыльях встали дыбом, а сияющий нимб начал сбоить, словно передавая морзянкой зашифрованные сообщения. – Беспрекословно,- поддержала меня Леля.- Раз уж я прислушиваюсь к его советам… – Когда такое было? – удивилась Ламиира. Буду называть ее так: она, кажется, и сама привыкла к этому имени. Простенько и со вкусом. Прежнее-то слишком знаменито, и любой, услышав его, начнет сравнивать оригинал с музейными попытками отобразить ее красоту. Не хочу обижать людей искусства, но это сравнение закончится не в пользу последних. И хотя она сильно изменилась за прошедшие века, так что даже я, ее тогдашний неизменный спутник, не признал в суккубе Ламиире богиню любви и красоты Афродиту, но осталась все такой же вечно юной и прелестной. – Решишь следовать за мной,- говорю я Эю, надеясь, что он примет единственно верное решение и вернется в свой рай,- мы будем в трактире, нужно же подкрепиться перед дальней дорогой. На ступенях я столкнулся с благородным идальго Дон Кихотом, восседающим на пепельно-сером жеребце. Он приветственно отсалютовал мне древком копья, замерев неподвижно в позе бронзового всадника. Потрясающая монументальность – хоть тотчас на пьедестал, символом рыцарства. Не доводись мне сиживать на этих доспехах, вовек не признал бы в богатыре, чья броня сияет в солнечных лучах, субтильного романтика и воспевателя женской красоты. – А где Добрыня Никитич? – Твоего рогатого скакуна караулит. – Зачем? – Не место ему в храме божьем. – Правильно,- согласился я.- Непотребство выйдет. – Вот и мы так рассудили, только поди козлу твоему это разъясни. – Он олень,- машинально поправил я. – Я и говорю, языка человеческого не понимает, знай зубы скалит да рогами трясет. – И где они? – Так на нем растут… – Олень и Добрыня,- уточнила Ламиира. – Там. – Неуклюже повернувшись, рыцарь печального образа пытается указать направление. Будем считать, ему это частично удалось. – Осторожно! Потеряв равновесие, он начал медленно заваливаться вбок. Поспешив на помощь, мы успели поймать его. Но не удержать. – Аи! – воскликнула Ламиира. – Ой! – внесла свою лепту рыжеволосая Леля. Рыцарь просто придавил нас своей непомерной тяжестью. Щенку это развлечение понравилось – он весело залаял, прыгая вокруг и поднимая пыль, а вот остальным не очень. Возращение Дон Кихота в седло коня, массивного серого мерина, флегматично пережевывающего овес из поддвязанной к морде торбы, мы провели в три этапа. – И – раз! – скомандовал я, ставя его на ноги. Покачнувшись, рыцарь устоял, удерживая хрупкое равновесие, и вцепился в стремя, словно утопающий за соломинку – со всей силы, но совершенно бесполезно. – И – два… – Мы вытолкали закованное в броню невезение вверх на каменную оградку.- Ногу поднимаем. Слаженно осуществив этот этап операции, мы перешли к завершающей стадии. – Три. Взяли… Общими усилиями Дон Кихот оказался в седле. – За мной! – пришпоривая лошадь, скомандовал идальго. |