Книга Голова, которую рубили, страница 16 – Александр Матюхин

— Возьму тогда утюг! — сказал я и хотел было встать, но Сарь громко воскликнул:

— Только без жертв!

Я сел.

— А в самом деле, почему нельзя утюг? — 1 невинно поинтересовался Сева. Наевшись, он всегда становился чуточку наглее. — Тело-то небось помялось!

— Я вам сейчас, марципаны несчастные, гвоздь в ухо воткну, тогда узнаете, где у нас мелкие Женовы родственники ночуют. Какой утюг, я вас спрашиваю?

— Мм… электрический. Что, нет? — Сева еле-еле успел увернуться от ярко-голубой молнии, пронзившей воздух в миллиметре от его уха. Молния, пропалив в кухонной двери дырку, скрылась внутри квартиры.

— Хорошо, — сказал я, — мы идем. Только еще одно.

— Что? — нехотя спросила голова. — Только лазерных пушек чур не просить и баб на ночь, — а то был тут один такой! Все ему модель хотелось!) Ну и попался на пустячке. Зарезала она его ножом для колки льда, да и растворилась в воздухе. Бытовое, так сказать, самоубийство.

— Не, баб нам не надо, — уверенно сказал отошедший от испуга Сева. — Правда?

— Тебе хорошо, у тебя Марья, — сказал я.

— Сообщай быстрей, что еще нужно, — встрял Сарь, — а то сейчас с баб начнете и пьянкой закончите. Жди потом до утра, пока протрезвеете.

— Я вот о чем. Нас около туалета все знают. Ну, сам понимаешь, местные торгаши с ларьков, другие… В общем, появляться нам там нельзя. Если тело обнаружили, то вмиг заберут как свидетелей.

— А то и подозреваемых! — добавил Сева, — Поп-прошу не забывать, что нас, возможно, видели, когда мы убегали… покидали место преступления!

— Что вы предлагаете?

— Ну… Хотелось бы остаться незамеченными, — замялся я, пытаясь подобрать подходящие слова, — как ты…

— Вы! — рявкнул Сарь. — Или господин Сысоевич! Я уже говорил!

— Как недавно меня вы в собаку превратили. Может, и сейчас в кого-нибудь?

— Это можно! В кого?

— В кого… — Я задумался. — Ну, например, меня в старушку…

— А друга твоего в зверушку? — оживился Сысоич. — А ты что же, думаешь, старушка, несущая слоненка, и безголовое тело, шагающее следом, не привлекут к себе внимание?

— А п-при чем тут с-слоненок? — Сева подозрительно сощурился и поджал губы.

Голова Сарь Сысоича, слабо шевельнувшись в тазике, ответила:

— При том, что я все равно не умею в слоников превращать. Даже не превращать, а гипнотизировать. Это только Копия Фильда умеет, когда пьяный, да и то ненадолго.

— А ты что умеешь? — спросил я и тут же заставил себя поправиться, увидев грозный взгляд пришельца из-под заляпанных кровью густых бровей. — То есть я хотел сказать, вы что, умеете гипнотизировать?

— Многое. Я бы сказал — все, кроме обезьян, тигров, лошадей и Васи Божевольного, у него фигура непропорциональная.

Я понимающе кивнул и поспешил встать из-за стола, вспомнив, что хотел позвонить Мусорщику. Сева, пережевывая особо крупный кусок, что-то невнятно промычал и отодвинулся вместе с тарелкой к стене.

— Ты еще отрыгни за столом, — с презрением произнес Сарь Сысоич.

Я вышел в коридор, где на полке возле зеркала разместился телефон. Набирая номер, я мысленно представил реакцию Карла и ухмыльнулся. Он почти наверняка захочет засунуть голову Саря в мешок и отнести в научную лабораторию. За деньги, естественно. Сарь Сысоич этого, конечно, не захочет, и будет довольно приятно наблюдать за похождениями Мусора по потолку или за его превращением в собаку.

Трубка подала первые гудки. Я прислонился к стене и стал ждать.

— И скажи ему, чтобы топор прихватил! — крикнул из кухни Сарь Сысоич. Я не стал его расстраивать, поскольку топор Мусор, скорее всего, забыл в киоске, а продолжал слушать протяжные гудки.

— Давай-ка, марципанчик, обсудим, в кого тебя превратить, — донеслось до меня. Сарь Сысоич явно издевался. — Не в кашалота же, в конце-то концов.

— Может, в собаку? — предложил Сева полным отчаяния голосом.

— Примитивно. И не стоит к тому же повторяться. Давай оригинальнее…

К телефонной трубке на другом конце провода так никто и не подошел. Я ради приличия постоял еще немного, повесил трубку и вернулся на кухню.

— …рыбки в самый раз! — оживленно твердил Сева.

— В рыбок, — передразнивал Сарь Сысоич, отображая на лице полное отвращение ко всему сущему. — А ты думаешь, тебя так будет удобно нести? В трехлитровой банке-то?

— Нести можно и не в банке, — настаивал Сева, видимо проникнувшийся к рыбкам чрезвычайной любовью. — В пакете, например.

— Ага. Это так — старушка, несущая рыбку в пакете на вытянутой руке! — хохотал Сарь Сысоич. — Репин несчастный. Пикассо! Леонардо, хрен, да Винчи!

Затем он обратил все внимание в мою сторону.

— Ну, а у нас как дела?

— Мусора нет. — Я пожал плечами и сел на табуретку, подальше от тазика. Отсюда мне было видно макушку Сысоича и его левый глаз, который заметно возвышался над правым. — Одно из двух: либо его уже поймали менты, либо он перебрался к кому-нибудь из друзей и боится прийти домой.

— А у нас тоже новость, — мигнул левый глаз Саря. — Мы с Севой посовещались и решили, что ты — это старичок, а он пущай будет кошкой.

Судя по Севиному обескураженному виду, он сам узнал об этом только что.

— А почему не старушкой?

— Потому что у тебя нет женской одежды! — весомо ответил Сарь Сысоич.

— И я буду бежать по снегу лапками? — ужаснулся Сева.

— К чему? Витя понесет, — сверкнул зрачками Сысоич, — А я тут останусь. Мне надо передать кое-какие сообщения своим коллегам по работе. Вопросы будут? Если да, то я на них все равно не отвечу, потому что устал.

Я закрыл рот. Сысоич зевнул:

— Так. Становитесь поближе, сейчас я проведу сеанс гипноза.

Мир вокруг меня дрогнул, я вдруг почувствовал, что начинаю стремительно стареть. Ощущение не из приятных, поверьте мне. Плечи мои опустились вниз, тело согнулось, а на спину словно навалилась каменная плита. Вдруг оказалось, что у меня всего четыре зуба, мигрень, склероз в начальной стадии и целый букет разнообразных болезней, о которых человек в тридцать семь лет не имеет ни малейшего представления. Из моих морщинистых и дрожащих рук с громким мяуканьем вырывался огромный жирный сиамский котяра. Он одним прыжком преодолел расстояние между кухней и комнатой и уселся на тумбочке возле зеркала.

— Неужели я так быстро состарился? — прокряхтел я, делая первый робкий шаг. К моему величайшему удивлению, я не рассыпался в тот же миг на множество песчинок. — Так я буду год до ларька идти.

— Искусство требует жертв, — заметила отрубленная голова. — Тебе еще повезло, погляди на Севу.