Книга Авантюрист, страница 18 – Сергей Шведов

— Это он принес вам смокинг, Лабух?

— Да. Сказал, что туда лучше идти в смокинге. Там ведь элита собирается как-никак.

— Куда идти?

— На бал Сатаны.

Витька выругался, Верочка засмеялась, и только мы с Лабухом хранили на лицах полную серьезность.

— Мы с ним обсуждали мои иллюстрации к роману Булгакова «Мастер и Маргарита».

— Это те, что на стенах?

— У меня не было ни холста, ни бумаги, ни картона. Но мне удалось. Удалось, Чуев. Вот и Мефистофель не даст соврать.

— Очень сильное впечатление, — искренне подтвердил я.

Лабух, надо признать, был далеко не бездарным художником. Не скажу, что я крупный знаток и ценитель живописи, но, скорее всего, именно его скорбный настенный труд и вдохновил меня на трюк с картами. Другое дело, что дошло это до меня только сейчас. Вообще-то я по природе чужд мистике. А к Булгакову и вовсе отношусь настороженно. По-моему, Михаил Афанасьевич своим бессмертным романом «Мастер и Маргарита» окончательно сдвинул по фазе многих наших гуманитариев, которые и без того не могли похвастаться трезвостью ума.

— Мелкий бес приходил с Наташей?

— Нет. Я его давно знаю. Он часто ко мне приходит. Водки выпить. Об искусстве и жизни поговорить.

— То ли он по новой мне пригрезился, то ли это я ему кажусь, — процитировал Витька слова из песни известного всей стране барда.

— А как зовут мелкого беса, вы случайно не в курсе, Лабух?

— Как это не в курсе? — обиделся гордый художник. — Бегемотом его зовут.

— Он Бегемот, а вы, Лабух, значит, Азазелло, для этого и волосы покрасили в рыжий цвет?

— Ты ни черта не понимаешь в искусстве, граф, — гордо вскинул голову Лабух. — Я должен был войти в материал. Мне нужно было раствориться в нем, и Бегемот мне помогал. Он ведь знаток Булгакова.

— Видимо, в дополнение к искусствоведу мы теперь будем иметь еще и литературоведа.

— Погоди, Феликс, — остановил меня знаком руки Чуев. — Я, кажется, знаю этого человека. Речь идет о Лузгине. Я тогда только начинал, а он действительно играл Бегемота. Потом ударился в астрологию. Чумака из себя по деревням и районным центрам строил. В общем, он и фокусник, и жнец, и на дуде игрец. Пальца ему в рот не клади. Но он, по-моему, не хромает.

— Хромал, — стоял на своем Лабух. — Он на лестнице ногу подвернул. Для достоверности. Актеру тоже надо войти в образ.

— Это Лузгин дал вам пистолет, Лабух?

— Ты ничего не понимаешь, граф, — отмахнулся художник. — На меня накатило. Я пять дней почти не спал. Только пил и писал. И я это сделал. Сделал! У меня водка кончилась, и тут пришел Бегемот. И, естественно, не пустой. Мы добавили. И тут я понял, что все. Достиг вершины. Лучше этого мне уже никогда и ничего не сделать. И Бегемот сказал, что после этого лучше застрелиться. Потом он привез смокинг и еще водки. Мы ее выпили. Потом Бегемот ушел. А я остался в смокинге и с пистолетом в руке. Ты испортил мне праздник, Мефистофель, я тебе этого никогда не прощу.

— Положим, — запротестовал я. — Вы поразительно неблагодарны, доктор Фауст. Я всего лишь предложил вам продолжение банкета. Сатану я вам не обещаю, но царь Мидас будет. И будет масса впечатлений, Лабух. И будет головокружительная игра, где ставкой не миллионы даже, а миллиарды.

— Кто из нас сумасшедший? — задал художник однажды уже звучавший из eгo уст вопрос.

— Он сумасшедший, Саша, — ответил за меня Чуев. — Ты себе не представляешь, насколько он сумасшедший. Это авантюрист. Это исчадье ада. Это игрок, который тебя погубит. Беги от него, и как можно дальше.

— Ты меня убедил, — сказал Лабух почти торжественно. — Я пойду на твой банкет, Мефистофель. Но буду здорово разочарован, если он окажется скучнее, чем бал Сатаны.

— Скучно вам не будет, Лабух. Это я гарантирую. Правда, я не могу вам гарантировать жизнь. Но обещаю, что вместе с посланной в вас пулей к вам вернется и проигранная в карты душа.

— Я ловлю тебя на слове, Мефистофель, и принимаю условия игры.

— Обычно такие договоры скрепляются кровью, но я предпочитаю шампанское. Верочка, распорядись.

Чуев выразительно покрутил пальцем у виска:

— Ты хоть понимаешь, Феликс, что имеешь дело с больным человеком? Сашку надо лечить. Я уже договорился с врачом. И не наливайте ему вина, слышите.

— Заткнись, Витя, — неожиданно твердым и трезвым голосом сказал Лабух. — Я хоть и псих, но не сумасшедший. А врачи мне не помогут. Я уже обращался к ним, и не раз. Напичкают лекарствами, а потом хоть топись. Но это раньше у меня была больная душа, а теперь благодаря твоему Мефистофелю у меня ее вообще нет. Ты можешь это понять, Витя? Не может болеть то, чего нет. Шампанского мне, Вера.

— О, негодяй! — театрально заломил руки Чуев. — Погубитель!

— Хватит причитать, Витя, — сказал я ему негромко, пока Лабух возился с принесенной Верочкой бутылкой шампанского. — Я его последний шанс. Клин вышибают клином. И лучшего лекарства, как избавиться от пагубной страсти, не выдумал еще никто.

— И что это за лекарство?

— Страсть еще более пагубная, в данном случае — игра.

— Чтоб ты провалился, Феля!

Проваливается обычно Дон Жуан. Чуев перепутал либретто, я был персонажем совсем другой оперы. И, вероятно, поэтому не только не провалился, но даже выпил с Лабухом шампанского на брудершафт.

— Итак, сударыня, — обратился я к Верочке. — Ваш выход.

— Я знаю, где она живет. Но эта твоя искусствоведша штучка еще та. В наш город она прибыла два месяца тому назад. Вроде бы искала работу. И еще: она продала Гусю золотой портсигар.

— Откуда у Гуся деньги, — пожал плечами Чуев. — Он ведь беден как церковная крыса.

— Гусев брал не для себя. У его шефа юбилей. Они скидывались всей фирмой. Гусев, не будь дурак, отнес вещицу к ювелиру, и тот подтвердил, что портсигар не только золотой, но изготовлен хорошей фирмой. Фаберже, кажется. А тут еще инициалы совпали.

— «ЮБ», — сказал вдруг Лабух. — Я видел его.

— Точно, — подтвердила Верочка. — «ЮБ» — Юрий Баринов. Так зовут шефа Гусева, который был в полном восторге от подарка до тех пор, пока вдруг не выяснилось, что портсигар подделка. Гусев в ужасе. Он никак не может понять, как все это получилось. Ювелир очень надежный вроде бы человек. Ну а сослуживцы, конечно, в ярости. У Гуся и без того репутация была не ахти, а тут еще такой облом. Можете себе представить.

— Твоя работа? — обернулся я к Лабуху.

— Если ты портсигар имеешь в виду, то да. Я сделал более десятка подобных вещиц. Халтура, конечно, но ведь и заплатили мне немного.

— А совесть тебя не мучает, художник? — упрекнул Чуев.

— При чем тут совесть?! — возмутился Лабух. — Ведь это же не подделка, а копия. С первого же взгляда любому лоху видно, что к истинному искусству это барахло никакого отношения не имеет.