Онлайн книга «Древнерусская игра. Двенадцатая дочь»
|
— Потому что он профессионал, — серьезно сказал князь. — Мастер наваждений. Он просто не умеет иначе. Это страсть, мания… — Он мудрил не от хорошей жизни. — Зверко мотнул головой. — Плескун что-то скрывал. Почему-то гномик не хочет, чтобы мы знали, как все было на самом деле… — А все из-за того, что горбуну развязали рот… — поморщился вещий князь. — Напрасно Кожан снял с него повязку. Лучше бы пленник просидел весь день голодным… Он рассеянно подошел к плошке, по-прежнему стоящей в углу. Пожал плечами: — М-да… Плескун даже не притронулся. Как только ему развязали рот, он стал говорить! Сразу начал свою атаку… Наследник Зверко, сидевший на лавке у противоположной стены, нехотя поднял голову: — Что там такое? — В смысле? — Ну, в плошке. Что там? — Еда. — Я понимаю. Что именно? — Какая разница. — Алексиос раздраженно всплеснул руками. — Каша или щи, откуда я знаю. Бурда какая-то… — Ну так посмотри, — тихо сказал Данила. — Раз уж ты там стоишь… Высокий князь Лисей Вещий поморщился, нагнулся и взял плошку в руки. Взял — и замер… — Что?! — Зверко вскочил на ноги. Лисей не ответил. Так и не разогнувшись, стоит и держит миску с тюремным завтраком. — По меньшей мере жареные скорпионы. Или драконье сало, — раздраженно пробормотал Зверко, подступая на шаг. — Ну скажи наконец! Что за еда-то?! Кажется, князь Лисей немного оттаял. Глаза загадочно блеснули. — Милый Даня… — прошептал он. — Не важно, какая именно еда. Важно, что она… теплая. — Теплая?! — Наследник прыгнул вперед, выхватил миску, поспешно погрузил пальцы в темноватое месиво… — Точно. Даже остыть не успела. — Хе-хе, — произнес князь, медленно закладывая руки за спину. — Эту миску не могли принести пять часов назад… Кто-то четвертый был здесь совсем недавно. И принес еду раньше установленного срока! — Не Плескун, не Сергиос, не Кожаня… — пробормотал Зверко, машинально облизывая жирные пальцы. Теперь понятно, зачем Плескун хитрил. Он… скрывал от нас Четвертого. — Точнее — Четвертую, — поправил Зверко с прежней странной улыбкой. — Не понял?.. — Девка. Подружка твоего катафракта. Князь Лисей прищелкнул пальцами: — Ну вот. Не обошлось-таки без бабы. * * * Тупик, снова тупик. Яркие черные брови, носик явно крупноват, быстрые испуганные глазки в густых ресницах. Даже здесь, на Руси, среди доброй тысячи светловолосых женщин юный катафракт Кириллос Мегаллос ухитрился найти себе маленькую, крепкую, широкобедрую и плоскогрудую брюнеточку, похожую на поджарую кошку, обитающую в теплом приморском городе. И правда ведь, на гречанку похожа. На амфору: широкий расплывшийся низ, тесная детская талия, тонкие ручки. Откуда в Залесье такие гены? В десятом-то веке? — Итак, ты отрицаешь, что приходила сюда вторично?! — в очередной раз спрашивает князь Лисей. И медленно думает: тупик, тупик. Глупышка ни при чем. Глупышка в ужасе косится на темные каменеющие трупы, дрожит и мямлит нечленораздельное. Ее возлюбленный, измыленный, взбудораженный Кирюша, топчется сзади, пыхти г, роняет вздохи и капли холодного пота: — Высокий князь… Она была со мной все утро… Она не могла… Такая милая, честная девушка! — Все, все, хватит, — морщится наследник Зверко. Вяло оборачивается к князю: — Деваха совсем никакая. Пробка. Не думаю, что эта дурища приходила освободить Плескуна. Ты что, не видишь, что они с твоим красавцем Кирюшей все утро ласкались где-нибудь в наспех обустроенном шалашике. До потери пульса Как машинки Зингера. — Тогда кто? — Вещий Лисей чуть зубами не скрипнул с досады. — Кто принес плошку с едой? Мираж? Фантом? Сам Чурила Пленкович в женском обличье? Досадливо покосился на подозреваемых: — Вы еще здесь, дети мои? Ступайте, ступайте. Прирожденные убийцы… Детки, шалея от ужаса, обламываясь на крутых ступеньках, бросились на выход. * * * — Итак, метод «шерше ля фам» не сработал, — сказал князь. — Кто же Четвертый? И почему Сергиос впустил его в башню? Может быть, Сварог все-таки запустил какого-нибудь фантома? Моего двойника? Наследник Зверко молча слушал. — Четвертый вошел с миской каши. — Лисей запрокинул задумчивое лицо к потолку. — Он не стал убивать Сергиоса сразу, на лестнице. Иначе расплескал бы всю баланду из миски — а этого, как мы видим, не произошло. Убийца спустился в подземелье к Плескуну. Сергиос запер за ним дверь… — После этого Четвертый бросился на бедного Кожана и замочил матерого бандита с волшебной легкостью, — тихо сказал Зверко. — С одного удара. — А потом Четвертый разрубил Плескуну цепь… Нет, сначала развязал ему рот… — Ага. И вот тут-то Плескун посоветовал Четвертому оттащить тело Кожана в дальний угол. Чтобы твой Сергиос его не заметил, выпуская Четвертого из камеры. Кровавые полосы на полу видны от двери? — Нет. — Ну вот. Четвертый постучал в дверь камеры. Сергиос спустился со своего поста наверху лестницы. Выпустил Четвертого… — И уважительно пропустил его вверх по лестнице. — Точно так. Четвертый поднимался первым. На середине лестницы развернулся и — хоп. Сверху вниз под ключицу. А дальше все просто: отстегнул ключ с пояса Сергиоса. Отпер камеру. Разрубил цепь. Плескун вскочил и потребовал подтащить труп Кожана обратно к порогу — чтобы создать иллюзию схватки охранников. Потом вынул оба меча из ножен убитых охранников и испачкал их в крови. Вложил мечи в руки убитых. И — деру. — Неувязочка выходит, — помолчав, вздохнул Данила. — Первую тарелку с едой принесла девица, еще утром. Вторую тарелку принес Четвертый. Вопрос: почему на полу только одна тарелка? — Ну, здесь все просто, — быстро ответил князь. — Плескун взял вторую плошку с собой, чтобы замести следы Четвертого. Но тут он сделал ошибку. Схватил пустую миску. — Конечно! Кому охота засовывать себе за пазуху целую тарелку горячей каши, — хмыкнул Зверко. — Вот именно. Плескун не учел, что еда в оставшейся плошке не успеет остыть к нашему приходу. — М-да… Плескун изо всех сил старался, чтобы скрыть от нас присутствие Четвертого. Видимо, этот Четвертый — очень интересная личность. Все-таки придется оцеплять местность. Только искать надо не маленького старичка с бородой. А большого рослого дядьку с мечом на поясе и с плошкой за пазухой. — И с большим мешком на плечах… — Мешком? Почему мешком? — А где, по-твоему, он спрячет Плескуна? |