Книга Мы пришли с миром..., страница 3 – Виталий Забирко

— А что мне тут делать? Теперь полгода могу сюда не показываться.

— Да, повезло... — завистливо протянул Мирон. — А я еще постою, авось и мне улыбнется удача. Андрюхе повезло, теперь вот тебе, быть может, и мне привалит счастье. Бог, он троицу любит.

— Давно набожным стал? — фыркнул я.

— Наоборот, — покачал головой Мирон. — После случая с тобой начинаю подумывать писать иконы с отпетых грешников. Глядишь, будут пользоваться большим спросом.

— Не богохульствуй! — погрозил я пальцем.

— Какое тут богохульство? Грешники на земле живут намного лучше святых, а в загробный мир я не верю, потому тоже хочу неплохо пожить... Давай по пять капель на дорожку?

Он достал из-за пазухи бутылку.

— Нет. У Любаши сегодня день рождения, а я и так уже принял. Нехорошо получится, если заявлюсь пьяным.

— Счастливо отпраздновать, — пожелал Мирон и приложился к горлышку бутылки.

— И тебе счастливо, — кивнул я, нацепил на одно плечо ремень с ящиком, на второе — ремень со сложенным лотком, взял в руки пакет с поленом и побрел из сквера, по пути раскланиваясь со знакомыми художниками.

Ящик с куклами и лоток я хранил в каморке под лестницей первого подъезда пятиэтажки, расположенной напротив входа в сквер. Ведал каморкой дворник Михалыч — крепкий старик, бывший преподаватель физкультуры и страстный поборник здорового образа жизни. Выйдя на пенсию, он принципиально устроился на работу дворником, чтобы постоянно иметь физическую нагрузку и быть всегда в тонусе. Ему было под восемьдесят, но выглядел он никак не старше пятидесяти: в волосах — ни единой сединки, а статная фигура — просто на зависть. Поставить нас рядом, так я выглядел старше.

Михалыча я застал во дворе скалывающим ломом наледь с тротуара.

— Принес долг? — мрачно поинтересовался он. — Если нет, можешь разворачиваться и топать восвояси.

За хранение ящика и лотка он брал сто рублей в месяц, но за последние два месяца я ему задолжал.

— Принес, принес!

Михалыч воткнул лом в сугроб, снял рукавицу и протянул руку.

— Давай.

— Побойся Бога, Михалыч! — взмолился я. — Замерз как цуцик, руки задеревенели. Поставим все в каморку, и сразу отдам.

Михалыч смерил меня недоверчивым взглядом, молча развернулся и повел в подъезд. Отпер дверь каморки и придирчиво пронаблюдал, как я впихиваю под лестницу лоток и ящик между метел и лопат.

— Если соврал, — предупредил он, — выброшу твои причиндалы на улицу к чертовой матери!

«Так на улицу или к чертовой матери?» — завертелась в голове ехидная мысль, но озвучивать ее я не стал Нечего Михалыча раздраконивать Он хоть и учителем работал, но физкультуры, а не русского языка. Впрочем, нынешние учителя русского языка тоже не поняли бы меня.

— Что ты, Михалыч, разве я тебя когда обманывал?

Я стянул с рук перчатки, согрел пальцы дыханием, затем полез в карман и достал четыреста рублей.

— Это долг и аванс за два месяца вперед.

Брови Михалыча удивленно взлетели, он взял деньги, пересчитал и сразу подобрел. Вынул из кармана ватника дубликат ключа от каморки и протянул мне.

— Держи. Человек ты аккуратный, гадить здесь не будешь, я тебе верю Но задолжаешь — снова отберу.

— Спасибо за доверие! — бодро отсалютовал я, сунул ключ в карман, подхватил пакет с поленом и выскочил на улицу. На именины меня ждали через два часа, но еще предстояло поменять доллары на рубли и купить Любаше подарок. Раньше предполагал подарить помаду или брасматик, но теперь это казалось убогим при моих-то деньгах. Все-таки Любаше тридцать пять, почти круглая дата.

Деньги я разменял в обменном пункте универмага, здесь же решил присмотреть и подарок. Давно в универмаг не заглядывал, не по моим возможностям Вещи предпочитаю приобретать на рынке у «челноков» — хоть и не то качество, но гораздо дешевле. Сейчас же решил не экономить — один раз живем. Гуляй, рвань подзаборная!

Вначале хотел купить часики — чтоб уж память так память. Но, проходя мимо отдела бижутерии, бросил взгляд на витрину и застыл, привороженный гарнитуром из серебра с бирюзой. Серебро искрилось в лучах подсветки, а бирюза сияла, как Любашины глаза. К тому же бирюза — камень Любаши по зодиаку... Я не суеверный, ни в приметы, ни в гороскопы не верю, но мода есть мода. Да и цена весьма приемлемая — три с половиной тысячи.

— Это в рублях? — на всякий случай поинтересовался у продавщицы.

Миловидная продавщица окинула меня оценивающим взглядом и увидела перед собой красномордого с мороза мужика в поношенном тулупе и непрезентабельной шапке.

— Да... — скривив губы, процедила она. Но, поскольку покупатели в универмаге отсутствовали и ей было скучно, насмешливо добавила: — За валюту— в другом конце зала.

Я пропустил насмешку мимо ушей и снова принялся разглядывать гарнитур. Предметов было много: перстенек, серьги, кулон на цепочке, серьга в ноздрю, серьга в пупок, серьга... ну, в общем, понятно куда. Гм... Для молодежи, может быть, это в порядке вещей, но, честно говоря, не знаю, как Любаша воспримет серьгу в эту... этот... да и в ноздрю и пупок тоже.

— А предметы гарнитура все вместе продаются или можно по отдельности приобрести?

— Любой предмет по выбору, — не глядя на меня, бросила продавщица.

— Да? — Я воспрянул духом. — Тогда посчитайте, сколько будут стоить кулон, перстенек и серьги... — Запнувшись, я поспешно поправился: — Серьги в уши.

Продавщица презрительно фыркнула, покосилась на меня, но все же взяла калькулятор и посчитала.

— Две тысячи триста рублей.

— Беру.

Я достал из кармана пачку пятисоток, полученных в обменном пункте, отсчитал пять купюр и бросил на прилавок.

Продавщицу будто подменили. Она расплылась в улыбке и залебезила, словно мой тулуп мгновенно превратился во фрак, а шапка в шляпу. Наверное, я себя вел точно так же в сквере с нежданно-негаданно щедрым заказчиком.

— Вам завернуть или уложить в футляр?

— В футляр.

— Это еще двести рублей.

Я степенно кивнул.

Продавщица достала из-под прилавка длинный, как пенал, футляр, обтянутый черным бархатом, уложила в него кулон с цепочкой, серьги, затем взяла перстенек и вопросительно посмотрела на меня.

— Простите, а какой размер?

— Чего — размер? — не понял я.

— Перстенька.

Размера я не знал, но, вспомнив тонкие пальцы Любаши, быстро нашелся.

— Как на мой мизинец.

Продавщица бросила профессиональный взгляд на мои руки, заменила перстенек на другой и протянула мне.