Книга Операция `Карантин`, страница 41 – Виталий Забирко

Чтобы попасть в пилотскую кабину, Полынову пришлось подняться по лестнице на третий ярус. Миновав небольшой пассажирский отсек, он уперся в закрытую дверь и постучал. Ответа не было. Он внимательно осмотрел дверь — может, ошибся? — но тут сбоку на переборке увидел динамик переговорного устройства. Нажав пальцем на кнопку и, не отпуская ее, сказал:

— Говорит начальник экспедиции Полынов. Попрошу на связь командира корабля.

— Я вас слушаю, Никита Артемович, — через несколько секунд донесся из динамика голос Устюжанина.

— Василий Тимофеевич, выйдете, пожалуйста, в пассажирский отсек.

— А в чем дело?

— Кажется, у нас небольшие проблемы.

Устюжанин не стал выяснять по интеркому, какие именно и насколько они небольшие. За дверями завозились, замок щелкнул, и командир корабля шагнул через порог.

— Василий Тимофеевич, — предложил Никита, — давайте спустимся в трюм.

Устюжанин внимательно окинул взглядом Полынова, ничего не сказал и молча зашагал к трапу. Слишком серьезным было лицо Полынова, чтобы он мог заподозрить, будто его приглашают в компанию спасателей на рюмку водки.

Увидев, какой «подарочек» подкинули им эфэсбэшники, невозмутимый Устюжанин растерялся.

— Что это? — хрипло вырвалось у него. — Да как же это?..

Он недоуменно уставился на Полынова. В его голове просто не укладывалось, что родная российская спецслужба вот так вот, за здорово живешь, без каких-либо на, его взгляд, оснований, собралась препроводить их к праотцам. Слишком долго он прослужил в авиации, чтобы в один момент поменять представления о чести и порядочности людей в армейских мундирах — до сих пор спецслужбы работали бок о бок с экипажами, предотвращая диверсионные акты, а не наоборот.

— Слушай, Никита, а разминировать ее никак?..

Полынов отрицательно покачал головой.

— Может, мой бортмеханик попробует? — совсем уж околесицу понес Устюжанин. — Руки у него золотые…

— Не стоит рисковать, — оборвал его Никита. — Сделаем проще. Откроем люк и сбросим машину.

Глаза у старого пилота полезли на лоб.

— К-как?!

За тридцать лет службы он привык, что все грузы должны быть доставлены получателю в целости и сохранности, и иного отношения к своей работе не представлял. «Крепкая косточка» его чести авиатора и не предполагала, в какие костоломные жернова угодила.

— Может, только мину?

— Нет, — снова жестко отрезал Никита. — Спецы, установившие ее здесь, несомненно, предусмотрели такой вариант. Копаться в машине не будем и сбросим ее целиком.

Устюжанин шумно перевел дух, вытер пот с лица и, кажется, стал немного соображать.

— Надо снизиться… Высота — десять тысяч… Задохнемся…

Никита нехорошо оскалился.

— Здесь барометрический взрыватель! — гаркнул он. — Как только начнем снижаться — прощай мама! Понятно?

Устюжанин закивал.

— А раз понятно, — понизил тон Полынов, — тогда, Василий Тимофеевич, неси кислородные маски. Три. Стоп! — остановил он было дернувшегося идти летчика. — Сколько у нас еще осталось полетного времени на этой высоте?

Устюжанин поднес к глазам часы.

— Один час двенадцать минут.

Въевшаяся с годами в сознание скрупулезность в отсчете времени и в критической ситуации не изменила старому летчику.

— Нормально, — облегченно вздохнул Никита. — Успеем… Да, и еще, Василий Тимофеевич, уточните у штурмана наш курс, чтобы машину на какой населенный пункт не сбросить. И не дай бог радисту хоть словом заикнуться в эфир, что у нас на борту!

Устюжанин закивал и чуть ли ни бегом устремился в пилотскую.

Когда он вернулся, неся три индивидуальных кислородный комплекта, Полынов уже освободил «уазик» от крепежных тросов, выбил из-под колес колодки и снял машину с ручного тормоза.

— Через двадцать две минуты под нами будет город! — выпалил с ходу летчик.

— Успеем, — спокойно заверил его Полынов.

Он взял кислородный комплект и забрался по лесенке в жилой отсек трейлера. Веселье в трейлере было в полном разгаре.

— Ну что, начальник, проветрился? — встретил его ехидным смешком Братчиков. — Можно наливать? Чтобы, так сказать, запить?

Никита бросил комплект на кровать и жестко, одними губами, сказал:

— У нас на борту неприятности. Сейчас произойдет временная разгерметизация в трюме. Вот вам кислородная маска, будете дышать по очереди.

— Может, помочь?! — взвился с места Володя.

— Ваша помощь будет состоять в том, чтобы из трейлера никто носа не высунул! — отбрил Никита. — У кого ключи от дверей?

Он обвел всех требовательным взглядом, и Фокина в полном недоумении протянула ему ключ. Но когда Никита стремительно вышел и запер дверь жилого отсека, в нее тут же начали колотить кулаками.

Именно такой реакции и ожидал Полынов. Спасатели — не десантники, приказов не понимают. Бескорыстные и самоотверженные люди, у которых в крови рисковать собственной головой даже вопреки логике и здравому смыслу.

Не обращая внимания на стук и возмущенные крики из трейлера, Никита забросил за плечи ранец кислородного аппарата, повесил на шею маску.

— Тимофеич, — сказал он, глядя в глаза командиру корабля, — тебе предстоит самое опасное дело — открыть люк, а я вытолкну машину.

К Устюжанину уже вернулись рассудительность и обстоятельность, как в мыслях, так и поступках. От несвойственной ему растерянности не осталось и следа. Здесь он был хозяином и, когда ситуация прояснилась, лучше знал, что и как делать.

— Люк откроют из рубки по моему приказу, — спокойно возразил он и ткнул пальцем в ларингофон у себя на горле.

— Так за чем дело стало? — улыбнулся Никита и позволил себе пошутить: — Ждешь, когда над городом пролетать будем? Командуй.

— Погоди. — Устюжанин размеренным движением защелкнул карабин страховочной стропы на поясе Никиты. — Сейчас здесь такое начнется, что нас вместе с машиной выметет. — Он критически, как и положено командиру корабля, окинул фигуру Полынова взглядом и только затем скомандовал: — Открыть люк!

Поток воздуха, вырвавшийся из самолета, швырнул их на капот «уазика», но подталкивать машину не пришлось — она сама покатилась к люку. Полынов успел прикрыть рот кислородной маской, но вдохнуть все равно не было никакой возможности — легкие в груди самопроизвольно распухли, а все тело стало раздуваться, словно надувная игрушка. Пальцы превратились в сардельки, ремешок часов впился в запястье, ноги раздуло так, что передвигаться можно было только в раскорячку. Глаза, наверное, заплыли бы опухшими веками, если бы глазные яблоки сами не стали вылезать из глазниц. И все равно Полынов практически ничего не видел из-за хлынувшего в открытый люк слепящего света незащищенного разреженной атмосферой солнца.