Онлайн книга «Лихое время. "Жизнь за Царя"»
|
– Прости, отче, – повинился Авраамий Палицын. – Только утром пришел. Привратник сказал, что ты службу правишь, так я и мешать не стал, а утреню стоять уже и сил не было. Брат меня в трапезную отвел. Я пришел да задремал малость. Дорога-то дальняя, а мне уж годков-то изрядно… – Отец Авраамий, как там, в обители Соловецкой? – спросил воевода Истомин. – А что в обители? Стоит, – пожал плечами старец. – Свеев выбили. Теперь вот надобно англичан из Колмогор вышибить да пепелище Архангельского городка очистить. Я-то думал, пока бреду, так царя-то уже и изберут. Хотел государя попросить, чтобы войском помог. Многие не поняли – пошутил келарь, не то взаправду решил, что новый царь в одночасье даст войско, что пойдет да выкинет захватчиков с Беломорья… – Подожди, отец Авраамий, – подал голос кто-то из черносошных крестьян. – Ты-то как мыслишь? Кого в цари-то звать? – Об этом у князя Данилы Иваныча спросите. Ежели князь Мезецкий Собор созвал, он и должен сказать – кого в цари звать. Его слово первое. – Верно… – зашелестело по рядам… – Думал, будем мы Михайла, сына Федорова, Романова в цари выкликать, – сообщил князь Мезецкий. – За него дядька родной – боярин Иван Никитыч Романов да свояк боярин Федор Шереметев поручиться хотели. Ну а коль они поручиться не могут, так, стало быть, я за него свой голос подаю. – Вот и ладно, – кивнул Авраамий. – Одно имя названо – Михайло Федорович, сын Романов. – Как, православные? Будете за Михайла голоса отдавать? – спросил Мезецкий. – Ты, князь-батюшка, погоди, – поднялся с места дородный мужичина, судя по богатой шубе из песца и лисьей шапке – купец. Поклонившись – отдельно князю Мезецкому, отдельно – честному народу, сказал: – Тут ведь обмозговать надобно. Мы ить неделю ехали, неделю ждали. Чего ить спешить-то? Мы ить энтого Михайлу в глаза не видели. Чего его ить в цари-то так сразу выкликать? Где сам-то Михайла? Князь начал сердиться – какой-то купчина о сыне боярском расспрашивать будет? Он уже собрался облаять наглеца, но встрял Авраамий Палицын. – Не серчай, князь, а прав купец-то… Уж коли ты запоручиться решил за Романова-младшего, так скажи, кто он таков да чем известен. – Верно! Кто такой-то? – зашумел народ. – Михайло Романов – сын митрополита Ростовского, владыки Филарета, что прежде патриархом был, – терпеливо сказал Мезецкий. – Это как ить? – округлил глаза купец. – А че ж мы о таком патриархе допрежь не слыхали? – Ты откуда прибыл-то, купец-молодец? – усмехнулся Мезецкий, гнев которого прошел. – Ить из Тобольска я. Тимофей, сын Андреев, из рода Широглазовых, – приосанился купец. Мезецкий замешкался с ответом, не зная, как бы половчей объяснить купцу, но опередил игумен Арсений из Борисоглебского монастыря: – Патриарший сан Филарет от тушинского вора получил, когда Святейший Ермоген еще жив был. А как Скопин-Шуйский вора побил, то сам же от патриаршества и отказался… – Ить это да… – протянул Широглазов, скривив рожу. «Спасибо тебе, отец Арсений! Объяснил, называется…» – зашелся от возмущения Даниил Иванович, но смолчал. Прав игумен-то… – Да че там говорить-то! – выкрикнул воевода Нагой. – Весь род Романовых – про́клятый род! Может, племяшку-то моего, царевича Димитрия, по их наущению и убили? – Михайло Лексаныч, а тебе не царь Димитрий шапку-то боярскую дал, а? – ехидно поинтересовался князь Одоевский. – Ежели царевича по наущению Романовых убили, так кому ж ты кланяться-то ездил? – Ах ты, сучий выкидыш! – вскипел боярин, хватая за бороду Ивана Одоевского. Сплетясь в клубок, князь и боярин покатились по полу, награждая друг дружку тумаками. Из «черных» рядов раздался хохот, а передние скамейки, хотя и посмеивались, но им было стыдно… – Леонтий! – позвал князь Даниил, и в трапезную вбежал Костромитинов в сопровождении трех дюжих монахов. (Еще с вечера Мезецкий отобрал стрельцов покрепче и по совету игумена обрядил их в подрясники…) Расцепив драчунов, усадили на скамейку. – Вот что, князь-боярин, – строго сказал Мезецкий. – Коли вы лаять друг друга станете, а тем паче драться – прикажу вас из палаты вывести! – А я епитимью наложу! – пообещал игумен Матфей и мстительно добавил: – А моей мало – владыке Вологодскому грамотку отпишу… Одоевский и Нагой злобно переглянулись и засопели… Остальные выборщики, досмеявшись, приступили к делу. – Так, чем энтот Михайло-то славен, князь-батюшка? – воспросил сидевший в последнем ряду мужик в чистеньком зипуне. «Ну, теперь еще и черни докладай!» – скрипнул зубами Мезецкий, но, взяв себя в руки, стал объяснять: – Славен сей отрок пращурами. Деды его и прадеды, государям Всея Руси верой и правдой служили. А бабка его двоюродная – царица Анастасия Романовна Захарьина, женой государя Иоанна Васильича была. Отец – митрополит ростовский Филарет, двоюродный брат покойного государя Федора Иоанновича. Дядя – покойный боярин Иван Никитыч вместе со мной вора бил – князя Рубца-Мосальского… – Так сам-то Михайло чем славен? – не унимался крестьянин. – Хорошо, коли у него род добрый. Но и сам он чего-то должон стоить. Лет-то сколько отроку сему? Даниил Иванович задумался, припоминая – сколько же лет Михаилу? Вроде покойный Иван Никитыч говорил… – Девятнадцать, должно быть… – Ну ни хрена себе, отрок! Да в девятнадцать-то годков уже не отроком должен быть, а мужем. А он все в отроках ходит? – удивился мужик. – Я, конечно, прощения прошу у общества, что хвастаюсь – но мой старшой в шестнадцать лет в дружине Пожарского голову сложил. А второй сын, коему пятнадцать было, из-под Москвы об одной ноге пришел. А тут девятнадцать, а ничего не совершил? И впрямь… Сам князь Даниил в пятнадцать лет саблю взял, а в девятнадцать уже вторым воеводой ходил… Миша Романов в отроках числится, а у отрока этого усы с бородой должны пробиваться. – Воля ваша, выборщики, – выдохнул князь. – Мы тут и собрались, чтобы выбрать. Не люб Михайло Романов – своего царя предлагайте. Вот ты, сам-то, кого в цари хочешь? Мужик не стушевался под грозным взором князя. Одернув зипун (не жарко ему?) и откашлявшись, сказал: – Нам бы такого царя, чтобы от иноземцев защитил. Чтобы веру нашу сберег. Ну а потом – чтобы справедливым был! – Вот-вот! – соскочил со своего места купец Широглазов. – Чтобы ить, если что нам не по нраву – скинуть такого царя и нового выбрать! – Ты, сыне, глупость не мели! – вмешался в разговор отец Матфей. – Неужто хочешь так сделать, как в Польше? – А что ить в Польше-то? – не понял купец. – А то, что каждый пан в своем панстве себя королем мнит. И короля сам выбирать ездит! Ты бы хотел, чтобы твои приказчики себе хозяина выбирали? |