Онлайн книга «Рейхов сын»
|
— Als die Steine zu schleppen, [16] — заметил Гена. Разговорный немецкий он усваивал быстро, хотя на сложных словах все еще запинался. — Du hast recht, [17] — ответил горнострелок. Первого, что вызвало среди солдат некоторое неудовольствие, повара не привезли, зато каши, жирной, с большим количеством крупных кусков мяса, дюжий бешлагмайстер, стоявший на раздаче, наваливал от души. — Wohin? — аж поперхнулся Генка, когда в его котелке оказался полный, с горкой, черпак каши. — Ich kann nicht soviel essen! [18] — Wer frist viel, den wird General, Junge! — хохотнул кашевар. — Der Folgende! [19] — Я же лопну, — пробурчал парень, отходя от полевой кухни. — Не дьелай этого рядом со мной, Гейнц, — хохотнул Бюндель. — Не люблью стирать. — Твою форму после сегодняшнего все равно уже ничем не отстираешь, Курт, — парировал Кудрин и показал оберягеру язык. Форма у егерей, за полдня работы, и впрямь была пропылена до состояния половичка, не один год пролежавшего на пороге дома. Свою неспособность справиться с таким количеством еды он, правда несколько преувеличил. Влезло все — удивительно вкусной оказалась каша, совсем не похожая на то, чем кормили в приюте. Нет, там, конечно, тоже не помои давали, но такой вкусноты как-то не попадалось. — Hast du aless gegessen? [20] — дружелюбно поинтересовался Бюндель полчаса спустя. — Ыхы. — Генка сидел и отдувался. — Глаза боятся, ложка делает. Наелся до одышки… Уф. Прям как дурак на первый день Пасхи, чес-слово. Несколько мгновений оберягер переводил для себя этот словесный пассаж, а потом расхохотался. — У русских очьень образный язык. Встать-то сможешь? — По… ох… попробую, герр оберягер. — Пойдьем уж, обжора, — хмыкнул наставник и вручил парню бинокль. — Будьем учить тьебя военному ремеслу. Ну, и немецкому, заодно, а то Папаша Браунбёр обещьял с мьенья шкуру содрать за твое знание языка. Окрестности города Чорум (Турция). 19 марта 1940 года, 14 часов 57 минут. Аджьюдан Луи Готье резво, насколько позволяли местность и двигатель танка, объехал подбитый D1B и направил свой R-39 прямо на вражеское противотанковое орудие. В тот же момент в башне заколотил спаренный с орудием 7,5-мм «Mitrailleuse mle 1931» — надежный, смертоносный «Рейбель». [21] Командир машины, аспирант Дюбуа, слыл стрелком не столько лихим, сколько метким, так что Луи ни минуты не сомневался в том, что тот набьет больше турок, чем пулеметчики наступающих рядом «Renault UE Chenillette» и двух британских «Universal Carrier». Тем более, что танкетки, по причине слабого бронирования, в лидеры особо и не рвались. Последний раз гагахнула противотанковая сорокасемимиллиметровая пушка, безбожно промазала и больше беспокойства французскому механику-водителю не доставляла. Аджьюдан был уверен в своем командире совсем не напрасно. — Вперед, Готье! — прокричал Дюбуа. — Вперед! Сейчас мы их!.. А это что за хреновина?!! Из-за пригорка появилось нечто страшное, горбатенькое и тихоходное, но с опознавательными знаками румынских вооруженных сил и тремя пулеметами. — Бронированный верблюд, мсье аспирант! — отозвался Луи, разглядевший вражеский ОА vz.27 в смотровую щель. — А вот мы сейчас глянем, насколько он бронированный. Стой! — прорычал Дюбуа, наводя башенное орудие на уродливое детище чешского Škoda Holding. — Откуда ж у них все время подкрепления лезут? Замершая на месте боевая машина рявкнула в сторону бронеавтомобиля башенной тридцатисемимиллиметровой SA38, и аспирант, с уже гораздо большим удовлетворением, добавил: — Где ж мы их всех хоронить-то будем? Стрелял он метко не только из пулемета. Окрестности города Мерзифон (Турция). 19 марта 1940 года, 16 часов 12 минут. — А чего майор сегодня злой такой? — поинтересовался Генка у Бюнделя. — Так веселиться ему, вроде бы, не с чего, — пожал плечами тот. — Помнишь, мимо нас на юг турецкие и румынские колонны шли? — Ага, — кивнул парень. Разговор шел преимущественно на немецком, хотя Кудрину, хоть и изучавшему этот язык в школе, не хватало словарного запаса, и он поминутно сбивался на русскую речь. — Ну так вот, нету больше этих колонн, — вздохнул Курт и оторвался от окуляров бинокля, через который высматривал в небесах вражеских авиаторов. К вечеру небо затянуло облачками, и видимость, один черт, была крайне неважнецкой. — Что значит — нету? — удивился Гена, но, в отличие от старшего товарища наблюдение за небом не прекратил, хотя за весь день всего-то и видал, что два Р.24, не то румынских, не то турецких, да одинокий Me-110. — Куда же они делись? — Никуда не делись, — вздохнул Бюндель и вернулся к наблюдению. — Там все остались. На марше были, вылетели прямо на вражеские танки. — И что? — И все, — лаконично ответил немец. — Так это… Погоди, их попереубивали там всех, что ли? — теперь уже бинокль опустил Генка. — Ну, может, и не всех… — задумчиво ответил оберягер. — Но теперь ждать противника стоит нам, а те из румын, что высадились в Турции, но не успели двинуться в сторону Анкары, так и торчат на побережье, к нам на помощь не торопятся. Одна надежда, что ваши танкисты успеют. — Так ведь надо тогда и за дорогой следить! — воскликнул парень и, переведя взор на нее, вздрогнул, после чего хрипло прошептал: — Курт… А вот же они, как раз к нам и едут. — Где?!! — горный стрелок оторвался от созерцания небосвода и уставился туда же, куда и его подопечный. На дороге, примерно в двух-двух с половиной километрах от позиций батальона явственно различимы были два бронеавтомобиля, грузовик с солдатами и бензовоз. Кроме солдат в кузове грузовик вез еще и прицепленную к нему пушку. — На наши БА-20 похожи, я их видел несколько раз, — пробормотал Кудрин. — Только колес не четыре, а шесть. |