Онлайн книга «Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой»
|
– Отдыхайте, товарищи… Марков назначил часовых. Остальным сказал: – А ну, марш в блиндаж! Померзнете тут. И неожиданно для окружающих, да и для самого себя, добавил совершенно по-домашнему: – Фомичев уже печку растопил… Теперь обовшивевшие и грязные, в изодранном и обожженном обмундировании, покидав на нары снаряжение и вещмешки, развесив по стенам автоматы, разведчики спали. По блиндажу витал тяжкий дух непросушенной обуви и мокрых шинелей да без умолку храпел сержант Куценко. Прилег и Марков, велев разбудить себя через два часа. Капитану тогда приснился сон. Перегруженная бесконечными заботами и бессонными ночами психика под впечатлением от последних событий сплетала в периоды недолгого забытья причудливые узоры. Сначала снилась всякая белиберда: серый горизонт и грязный, весь в воронках от разрывов снег. На снегу барахтались люди, ездила туда-сюда какая-то техника. А потом Марков отчетливо увидел конный обоз. Обоз тянулся по заснеженному склону вверх. Там должен был быть перевал. Но перевала не видно, и от того кажется, что обоз уходит прямо в небо. Марков стоит в новенькой светло-серой шинели, постукивая друг о друга каблуками юфтевых сапог. Холодно. Но опускать каракулевый подбой папахи не хочется – будет выглядеть не солидно. Карпаты. Февраль 1915 года. Подпоручик Марков после госпиталя следует на передовую в свой полк. Так оно все и было в действительности. Все в русской армии бредили тогда спуском на Венгерскую равнину. «Теперь пойдем на Вену!» – громким басом говорит кто-то прямо над ухом. Совсем рядом остановились сани. Распахнутая шинель седока с красными отворотами, блестящие генеральские погоны, поблескивающее на переносице золотое пенсне. Марков берт под козырек. «Так точно, ваше превосходительство!» – бодро отзывается подпоручик… И в тот же момент он проснулся. Марков посмотрел с верхних нар в центр блиндажа. Несколько секунд спросонья он опасался, что произнес фразу вслух. У маленькой печурки сидел Фомичев и, открыв кованую дверцу, помешивал металлическим прутом чуть тлеющие угольки внутри. – Картошку будете, товарищ капитан? – поднял глаза на Маркова Фомичев. – А то я испек… Марков отрицательно покачал головой: – Нет, спасибо. – Поспите еще, вы и часу не отдыхали, – участливо предложил Фомичев. Марков закрыл глаза, но сна больше не было. Вытянувшись на спине, он смотрел на бревенчатый накат потолка. В землянке было подозрительно тихо. Чего-то не хватало. Так и есть – храп смолк, а сержант Куценко, спустившись к печурке, уже катал в ладонях, дуя на пальцы, горячую печеную картофелину. Прикрыв глаза, капитан слушал приглушенный солдатский разговор внизу. – Хороша картоха. Это Быков, видать, тоже не спится – подсел к ребятам. – Давай тушнину откроем, – с набитым ртом предложил Куценко. – Щас оформим. – Фомичев порылся в вещмешке, извлек большую банку американской тушенки, подбросил на ладони и любовно выставил на чурбачок. – Ленд-лиз, братва! В считаные секунды банка оказалась вскрытой маузеровским штык-ножом. – Э-э! Куда без меня хомячите! – на нижних нарах зашебуршился Паша-Комбайнер. – Второй фронт! – блаженно улыбнулся в полусумраке блиндажа Фомичев, вываливая щедрые куски мяса на подставленные товарищами ломти черного хлеба. В течение нескольких минут снизу раздавалось только сосредоточенное чавканье. Потом разговор продолжился. – Тушенка у них знатная, – сказал Фомичев. – А вот воюют союзнички хреново. – Бомбят они фрица на совесть, – не согласился вступивший в разговор старшина. – А что толку? – возразил Фомичев. – Только этим гансов не возьмешь. – Они вон немца с той стороны до Германии уже прогнали, – не сдавался старшина. – А немец развернулся, да и дал им по мордасам. Один раз только зубы показал по-настоящему – они и покатились. Слыхал, как союзнички в Арденнах обделались? Теперь полгода в себя приходить будут, не меньше… – Да, а немец за нас опять взялся… В установившейся на несколько минут тишине неожиданно отчетливо прозвучал вдруг усталый вопрос Быкова: – Когда войне конец?.. Все вздохнули и молчали еще некоторое время, глядя на мерцающие в печурке угольки. Потом в разговор вступил лейтенант Чередниченко: – За этот год должны справиться. А может, и раньше. К лету, например. – Ой ли? – прищурился Фомичев. – Каждый новый год за победу пьем, а где она? – В этот раз должны дожать, – уверенно заявил лейтенант. – Сводку слушали? Наши уже на Одере стоят. А там и до Берлина рукой подать. – Умоемся мы кровью за этот Берлин, – хмыкнул Фомичев. – Страшно подумать, сколько ж Гитлер туда войска нагнал, если в Венгрии так напирать может. Сами рассудите! – Стратег! – скривив губы, отмахнулся Быков – Наши ведут бои в Померании, – настойчиво продолжал лейтенант. – Теперь перед нами Вена. Так далеко мы еще никогда не заходили. – До Атлантики топать еще прилично, – сделал скептическую мину Фомичев. – Такими темпами за год не дойдем. – Не придется, – авторитетно заявил Чередниченко. – Там уже союзники. – Да кто их вообще живьем-то хоть раз видал… – проворчал Фомичев. Заметив, что на нарах зашевелился Марков, Чередниченко обратился с вопросом к нему: – Ведь не было у нас таких успехов в Первую мировую, Георгий Владимирович? Марков непроизвольно фыркнул и отрицательно покачал головой: – Таких – не было. Уловив грустную иронию в словах капитана, Чередниченко пристально поглядел на него снизу вверх. Марков счел необходимым пояснить, впрочем, весьма расплывчато: – Тогда, ребята, все было по-другому… Быков отворил дверцу печурки, поворошил угли металлическим прутом. Повернулся к остальным: – Кончай, мужики, порожняк гонять. Еще картоха поспела. Все, как по команде, забренчали котелками, выставляя их перед собой… …Сегодня, в апреле 1945-го, события последних тяжелых месяцев несколько отдалились, переместились на время в дальние уголки памяти каждого. И сидели разведчики не в блиндаже на корточках у маленькой печурки, а за старинным резным столом в прекрасном загородном особняке на тихой окраине австрийского городка. И вместо котелков был сервиз мейсонского фарфора, а вместо алюминиевых и эмалированных побитых кружек – хрустальные фужеры, серебряные стопки и даже настоящий рыцарский кубок, извлеченный сержантом Куценко из серванта в гостиной. Хозяйка только поджала губы, когда он его доставал, но промолчала… Обстановка на фронте кардинально изменилась к лучшему. Дорогой ценой были оплачены эти изменения. И каждый знал, что предъявленный им счет, скорее всего, будет увеличен еще и что расслабляться нельзя. Но так хотелось, чтобы это была последняя военная, победная весна… |