Онлайн книга «Дети погибели»
|
– Так слышал или нет? – грозно повторил Хаткевич. – Нет-с. Выстрелов не слыхал. А только, говорю, когда драка началась, так сердце не стерпело… Хаткевич развеселился, и когда мещанин ушёл, в полном недоумении разводя руками (и зачем звали?) – хохотал, сидя в кабинете в одиночестве, если не считать писаря. А писарь тоже посмеивался, – но осторожно, прикрывая рот рукавом. * * * Теперь сообщения для Макова Петенька оставлял на надгробии святой Анфисы Петропавловской. Записки он бросал за образ, который стоял в маленькой нише склепа. Перед иконой лежало множество свёрнутых в трубочку бумажек, оставленных верующими, а каменный приступок перед образом был отполирован до блеска поцелуями. Анфиса прославилась ещё в царствование Николая Павловича; была замужем за отставным генерал-майором Неклюдовым; овдовев, дом свой на Среднем проспекте продала, а деньги раздала нищим. Сама питалась Христа ради, жила на улице; даже в жестокий мороз спала на снегу на берегу Кронверкского пролива, при этом одета была и летом и зимою в подобие хламиды, подпоясанной верёвочкой. Ходила по улицам и рынкам, собирая милостыню, которую вечером раздавала в ночлежках; бывало, что бросала копеечку в открытую карету какого-нибудь вельможи. Отказаться от милостыни, поданной Анфисой, было нельзя: известно, что её предсказания почти всегда сбывались, и всякий, получивший подарок Анфисы, должен был поблагодарить Господа и поклониться блаженной. Наконец ее поместили в сумасшедший дом. Но однажды ночью она исчезла оттуда; путы были нетронуты, и железная дверь оставалась запертой, – а Анфиса на следующий день снова появилась у стен Петропавловской крепости. Больше её уж не трогали. Когда она скончалась, на груди у неё обнаружили образ в тяжелом окладе; образ висел на цепи толщиной в палец. Этот-то образ и установили на могиле Анфисы. Каждый день, особенно по воскресеньям, сюда приходили люди поклониться блаженной; целовали приступок, оставляли бумажки с заветными пожеланиями. Считалось, между прочим, что дважды приходить с одной и той же просьбой к Анфисе нельзя. Но Петенька приходил. Обычно он выбирал время, когда возле могилы никого не было. А если и стоял кто – Петенька тоже делал вид, что молится, а после, улучив момент, бросал свою бумажку, свёрнутую в трубочку. Но бумажка оказывалась не перед образом, а за ним. Впрочем, иногда туда случайно попадали и другие бумажки. Кто и как забирал его послания, Петенька не знал. Но однажды, задержавшись на кладбище, увидел сутулого белокурого молодого человека, который стоял у могилы Анфисы и что-то уж подозрительно долго держал руку в нише. После Петенька узнал: это был ближайший помощник Филиппова, Павел Севастьянов, – и успокоился. * * * Соня прошла чёрным ходом, стукнула в двери условным кодом: три короткие дроби с перерывами; потом еще две дроби. Дверь открыла Баска. Всплеснула руками: – Ах, боже мой, Соня, что же так долго? Соня прошла в гостиную, срывая с головы чёрный платок. – Садись скорее к печке! Снимай ботинки! Ах, боже мой… Из-за занавески в соседнюю комнату выглянули две молоденькие курсистки – Оля и Саша. Они только неделю назад сняли эту квартиру, так что квартира пока была «чистой». – Да вы же замёрзли совсем! – чуть не хором воскликнули девушки и бросились ставить самовар. Соня села к печи боком, прикладывая посиневшие руки к горячим изразцам. Баска подставила низенькую табуреточку, присела рядом. Заглядывала Соне в глаза. – Ну, что там? Как? – Видела… – просипела Соня простуженным голосом. – Всё видела. И Акинфиева, как он трубочку свою бросал. И того, второго, альбиноса: он пришёл часа через два после Петечки, темнело уже. Возле могилы блаженной Анфиски… – Так вот, значит, где они почтовый ящик устроили! – всплеснула руками Баска; лицо её вспыхнуло. – Да, – кивнула Соня, вынимая шпильки и освобождая толстую косу, уложенную змейкой на затылке; коса тяжело обвалилась, легла на спину. Соня уже согрелась немного; зубы больше не стучали; к белым щекам прихлынула кровь. – Долго кружил наш Петечка, пока до Смоленского кладбища добирался. Один раз даже на извозчике проехал, соскочил почти на ходу. Шёл переулками да дворами. – А ты? – в волнении спросила Баска. – И я… Извозчика не брала… Так бежала. Хорошо, что недолго бежать пришлось. А там, на кладбище, уже легче было. Богомолки какие-то пришли из деревни; ну, и я с ними. Они не только к Анфиске, – они по всему кладбищу ходили. Я отставала, за склепами да деревьями таилась. Она перевела дыхание, с благодарностью кивнула Саше, которая сунула ей в руки стакан горячего чаю. – Он тоже по кладбищу покружил, Петенька-то наш. Потом, смотрю – к Анфиске в очередь встал. Помолился, и быстро так – еле успела заметить – сунул бумажку за образок. Постоял, побормотал что-то и ушёл. А я осталась ждать. – Ах, бедная! – вырвалось у Баски. Соня перевела на неё мрачный взгляд. – Аня! Он же всех нас продаёт! Потому и аресты такие пошли, словно неводом!.. – Так аресты… – растерянным голосом ответила Баска. – Это ведь всегда так, после акта. А теперь, после соловьёвских-то выстрелов… Соня промолчала. Она уже согрелась, но всё сидела у печи, прижимаясь к ней боком; на лбу выступили бисеринки пота. – На этой квартире нам долго задерживаться нельзя, – сказала она. – Теперь нигде задерживаться нельзя… Баска закусила губы. – Соня… Ты ещё не знаешь. Доктора Веймара арестовали! Соня отшвырнула стакан так, что он покатился под стол; остатки чая брызнули во все стороны, даже на обои попало. – Значит, пора кончать с Петенькой! – сказал она, как отрезала. * * * Михайлов временно обосновался в одноместном нумере гостиницы «Москва» на Невском проспекте. Место было надёжным: жандармам и в голову не могло прийти, чтобы революционеры отважились по подложным паспортам в самом центре столицы, в одной из лучших гостиниц проживать. Одно было не очень хорошо: принимать здесь гостей Михайлов не мог. Поэтому платил двум знакомым швейцарам; когда возникала необходимость, швейцары передавали ему записки. Вот и на этот раз принесли записку; видно, случай был экстраординарный. Швейцар послал в нумер не лакея, а своего сынишку, который помогал старику. Михайлов отдал мальчишке пятиалтынный; конечно, при нынешней дороговизне за подобную услугу маловато. Но мальчишка и этим был счастлив: накупит себе сладостей, на неделю хватит… Оставшись в одиночестве, Михайлов развернул клочок бумаги. «Нужно срочно встретиться», – было написано рукой Софьи Перовской. |