Онлайн книга «Если судьба выбирает нас...»
|
Очень рад, что ты, милая мама, избавилась от мигрени. Беспокойно только за твои ноги. Что говорит доктор? Весьма взволнован вестью о здоровье бабушки. Передай ей мой поклон и скажи, что буду молиться за нее Богу. Федечке передай, чтобы учился прилежно, помогал вам во всем и не забывал о дисциплине, без которой в войсках, в кои он так хочет сбежать, никак невозможно. Передавай батюшке мой низкий сыновний поклон. Твой сын Александр Писано мая 31-го дня 1917 года». Вот как-то так. Понемногу обо всем и ни о чем одновременно. Все-таки моя прошлая адвокатская практика в составлении документов и писем дорогого стоит. Теперь надо в лавку Общества сходить за конвертом, и можно отправлять. 7
Поход в лавку за конвертом вылился в небольшой шопинг. Помимо конверта я приобрел жестяную банку мармелада, такую же банку монпансье, коробку «Лучшего чаю от С. А. Спорова», душистого мыла и бутылочку [68] одеколона от фирмы «Чепелевецкий и Сыновья». После этого услужливо-прилизанный Власий соблазнил меня «офицерскими шальварами с кожаными вставками на коленьях, аккурат как на меня сшитыми». Действительно удобно: на передней части снизу от голенищ к колену и выше вшит клин из коричневой кожи. По окопам ползать — самое то! Еще я купил перчатки из тонкой кожи, тоже коричневого цвета. Дабы не чувствовать себя белой вороной среди коллег-офицеров: все они в боевой обстановке носили перчатки. Подобрав подходящие по размеру, померил — неплохо, но надо привыкнуть… Можно, конечно, пальцы на перчатках отрезать… Но не стоит, пожалуй… Не поймут-с… Выйдя из гостеприимных дверей с вывеской «Военное экономическое общество. Отделение Московскаго 8-го гренадерскаго полка», я направил свои стопы к скорняку — заказать нормальный подсумок для автоматных магазинов. Решил заказать что-то вроде того, что носили немцы для магазинов «шмайссера» во Вторую мировую. А то ведь так и таскаю их в большом парусиновом подсумке для винтовочных обойм — жутко неудобно. От скорняка, поразмыслив, двинулся к оружейнику — узнать, есть ли автоматные магазины. Все же три запасных — это маловато. Магазинов у мастера как бы «не было», но, поторговавшись, за три рубля все-таки приобрел парочку «случайно завалявшихся». В общем, считай, как в супермаркет сходил. По возвращении я обнаружил у себя в комнате томящегося в ожидании Генриха. — Добрый день! — А! — обрадовался мой друг, вскакивая со стула. — Вот и ты! — Я тоже очень рад тебя видеть! Какими судьбами? — Есть достоверные сведения, что тебя представили к ордену! Совершенно случайно столкнулся у радиоузла с Шевяковым. Так вот он под большим секретом сообщил, что направил в штаб корпуса список на награждение, и твоя фамилия, друг мой, там фигурирует. — Ух ты! — За прорыв линии обороны, ночной бой и взятие Штрасбурга тебе теперь причитается «клюква»! Поздравляю, Саша! — Не за что пока! Вот когда вручат, тогда и поздравишь, — поскромничал я. «Клюквой» называли орден Святой Анны 4-й степени. Носить сей орденский знак полагалось на холодном оружии в виде красного темляка и красного Анненского креста на эфесе, за что награда и получила свое прозвище. Кроме того, на ободках эфеса гравировалась надпись «За храбрость». Меня наградили! Приятная неожиданность! — Я тебя полчаса ждал, чтобы сообщить эту новость, — возмутился Генрих. — А ты, я вижу, не рад? — Что ты! Я рад до полной потери соображения. Просто растерялся немного… — Ты — и растерялся? Ни за что не поверю! — Литус помахал в воздухе указательным пальцем. — Твой «triple Kazimirsky» вчера тебя хвалил как раз за находчивость, что для него совершенно нехарактерно! — Это когда это? — Когда ты скрылся, дабы похитить гитару! Так и сказал Ильину, что весьма тобой доволен, особенно твоей находчивостью и рассудительностью. — Приятно, черт побери! — Презрев скромность, я небескорыстно поинтересовался иными счастливчиками. — И что же? — Шевяков, как обычно, скорчил кислую мину, но потом смилостивился и сообщил, что меня представили к «Станиславу» [69] третьей степени! — Поздравляю, Геня! — Я был искренне рад за друга. Кстати, для Литуса это была уже вторая награда. Почти год назад он тоже удостоился «клюквы». Орденоносцы, однако… Ближе к вечеру в городе объявились первые ласточки из штаба дивизии, а на следующее утро волна вестовых, адъютантов, прикомандированных и прочих, прочих, прочих просто захлестнула городок. Мы с Казимирским, от греха, загнали всех наших подчиненных во двор нашей «квартиры», оставив только караулы у городских ворот. — Чем меньше их попадется на глаза штабным крысам, тем меньше нам с вами хлопот, барон! — пояснил ротный после того, как мы вернулись из офицерской столовой, организованной при собрании. — Если вдруг кто-нибудь из их братии будет требовать от вас каких-либо срочных мер, ссылайтесь на меня. Я умею с ними разговаривать! — Слушаюсь! — Не спорьте с ними, просто изобразите из себя эдакого Митрофанушку. Глядишь, немного покричат да быстро отстанут. В целом же пана ротного больше всего удручал тот факт, что в присутствии штаба дивизии резко ужесточится дисциплина. Ни выпить, ни погулять, ни даже в картишки перекинуться. А вот дрючить будут по поводу и без повода. Теперь, наблюдая за улицей в окно, я сравнивал проявившееся суетное движение с нашествием на город полчища крыс, как в старой сказке… Где бы теперь найти героя с дудочкой, который выведет их и утопит в море-окияне? 8
— Пополнение прибывает! — Зычный крик пронесся по узким средневековым улочкам Штрасбурга. Подобно петушиному «ку-ка-ре-ку», пробуждая городок из сонного оцепенения первых дней июня. Я поднялся из резного деревянного кресла, в котором коротал время за чтением бессмертной классики — «Фауста» Гете в оригинале. Причем в редком «посмертном» издании 1832 года. Книгу мне притащил неугомонный Савка, раздобывший сей раритет по случаю. — Ваше благородие! Ваше благородие-э-э! — В дверь уже стучался вестовой командира роты рядовой Пафнутьев. — Чего тебе? |