Онлайн книга «Если судьба выбирает нас...»
|
Новость вызвала среди раненых офицеров волну энтузиазма. Даже две волны, правда, разнонаправленных… Одни радовались самому факту посещения барышнями нашего скорбного приюта. Другие сразу же стали строить планы своего участия в концерте. Откровенно говоря, я не хотел высовываться и надеялся тихонько отсидеться среди зрителей, но судьба распорядилась иначе. По возвращении в палату я был тотчас же атакован Генрихом с предложением исполнить на концерте что-нибудь эдакое… — Геня, если честно, я не готов солировать перед барышнями… — Странно! Обычно ты напеваешь или мурлыкаешь что-либо по поводу и без повода… — Увы и ах… — Саша, ну что тебе стоит? В твоей голове крутятся самые разные необыкновенные и удивительные песни. Чего плохого в том, чтобы исполнить что-нибудь новенькое не просто ради забавы, а для пользы дела? — Какого дела? Лично я никакого «дела» не наблюдаю! — Прапорщик, в конце концов, я старше вас в чине! Извольте исполнять! — Генрих принял вид грозного командира, но не выдержал и рассмеялся: — Саша, ну, пожалуйста! — Добрый вечер, господа! — В палату вошла Софья Павловна. — Добрый вечер! — хором откликнулись мы с Литусом. — Александр Александрович, я здесь, чтобы просить вас выступить на концерте. Мне кажется, что музыка в вашем исполнении украсит сие достойное мероприятие. С вашим талантом… — Прошу прощения, но я действительно не готов выступать… — Но… — Во-первых, я просто опасаюсь петь с моим ранением! Во-вторых, я никогда не выступал перед столь обширной аудиторией. И в-третьих, я просто не знаю — что именно петь? — Ваш лечащий врач доктор Вильзар, узнав, что вы занимаетесь пением, всемерно одобрил это занятие. При ранениях легкого сие является полезной гимнастикой, — решительно пошла в контратаку княжна. — Аудитория пусть вас не смущает, ибо там соберутся люди, не лишенные как музыкального вкуса, так и чувства такта. А с тем, что именно исполнить, мы поможем вам определиться. Не правда ли, Генрих Оттович? — Да-да! Несомненно! — закивал «предатель» Литус. — Ну хорошо! — Я вздохнул. — Позвольте мне поразмыслить над вашими доводами… До завтра… Утро вечера мудренее, не так ли? Во попал! Что теперь делать? Княжне не шибко повозражаешь, а Генрих меня задолбает своими уговорами… Петь на сцене под гитару не хотелось совершенно. И что петь — тоже непонятно… Настроение было испорчено, и поэтому ничего путного в голову не приходило… В задумчивости я пришел на вечерние посиделки и, забившись в угол, рассеянно наблюдал за неформальным песенным соревнованием среди офицеров. Юрмала, блин! И Сан-Ремо в придачу… Мое внимание привлек хорунжий Чусов из 3-го Уфимско-Самарского казачьего полка, обитавший в соседней палате. Казак виртуозно, «с переборами да переливами», играл на гармошке с бубенцами и приятным тенором пел «Она милая моя, Волга-матушка река…» Что-то в его импровизации показалось знакомым, что и навело меня на, не побоюсь этого слова, гениальную мысль. Утром я объявил «заговорщикам» в лице подпоручика Московского 8-го гренадерского полка Генриха Оттовича Литуса и старшей сестры милосердия княжны Софьи Павловны Ливен, что я согласен выступить на концерте и даже готов исполнить нечто совершенно потрясающее, но только при одном условии! Выступать я буду не один. Генрих будет аккомпанировать мне на рояле, который имелся в большом Лекторском зале госпиталя, а Софья Павловна должна уговорить присоединиться к нам хорунжего Чусова. После небольшого спора мое предложение было принято как руководство к действию. Княжна не подвела, и к нашей первой вечерней репетиции с энтузиазмом присоединился чрезвычайно заинтригованный самарец со своей чудо-гармошкой… А впереди была еще целая неделя упорных занятий по слаживанию нашего «трио». 9
И вот наконец торжественный день настал… Вместе с большой группой воспитанниц Александровского женского института под руководством графини Коновницыной в госпиталь прибыли его попечители из евангелической общины, а также несколько старших офицеров московского гарнизона. Раненые постарались встретить гостей при параде, насколько это вообще было возможно: кое-кто даже был в полной форме, а на остальных приходилось в среднем по половине костюма — остальное бинты, лубки и гипс. Барышни были действительно милы… По крайней мере, мне так показалось. Они читали стихи, исполняли романсы, русские народные и иностранные песни как в сольном, так и в хоровом варианте. Следом стала выступать «встречающая» сторона: премилый романс исполнила одна из сестер милосердия, сыграл на рояле вальс «Амурские волны» худой штабс-капитан из «контуженых» со второго этажа. Наконец настала наша очередь… Проковыляв на костылях на сцену, Литус уселся за клавиши. Мы с Чусовым расположились на вынесенных на сцену стульях… Три раза хлопнув по гитаре ладонью, я заиграл ритм. Потом вступил Генрих, и следом повела основную тему сладкоголосая гармошка нашего хорунжего… Идея, возникшая в моей бедовой голове, была навеяна двумя случайно проскочившими в ней словами «Сан-Ремо» и «гармоника». Эту грустную и забавную песенку я знал еще с девятого класса, когда для школьного спектакля мы учили ее в оригинале, подражая пантомиме Вячеслава Полунина… И вот впервые с тех пор я запел, тщательно выговаривая слова на итальянском: Blue canary di ramo in ramo, Gorgheggi al vento il tuo richiamo. Blue canary attendi invano Che torni al nido chi ando lontano. [129] 10
Как-то незаметно втянувшись в неспешное течение госпитальной жизни, я с удивлением отметил, что мне здесь даже нравится. Полноценный сон, трехразовое питание, прекрасный уход и забота со стороны младшего персонала — по сравнению с Варшавой просто небо и земля. Еще тут замечательные врачи: Евангелический госпиталь всегда славился своими специалистами. Масса свободного времени, которое я трачу на чтение и игру на гитаре, размышления и разговоры с Генрихом. Вечерние посиделки с песнями и байками, от которых я не в восторге, на фоне всего этого кажутся мелким недоразумением. |