Книга Витязь особого назначения, страница 15 – Кирилл Кириллов

Когда перевязка была окончена, Ягайло помог девушке доскакать до телеги и завалиться на солому. Запрыгнул сам.

— Теперь вези нас в Укрáину, — снова хлопнул мужичка по спине Ягайло. — Знаешь такую небось?

— Корчму-то? Знаю, как не знать-то?

— Вот и вези. Или снова телегу разворачивать?

— Не. Не надо, по дороге она, — ответил мужичок. — А ты б, богатырь, того… По человечески бы, что ль, попросил, — пробурчал мужик. — Я б тогда с охотой. Все одно собирался туда заехать, а то третьего дня отвозил туда снеди кое-какой с огорода, так хозяин мне две копейки и полушку недодал. Слушай, богатырь, дело у меня до тебя есть…

— Какое еще дело? — разлепил глаза убаюканный покачиванием телеги Ягайло.

— А давай ты мне поможешь долг назад стребовать? Тогда будем в расчете. Все по чести и справедливости.

— А сам-то не можешь почему?

— Да хитер хозяин, как бес. Ты ему слово, он тебе пять. Так закрутит, завертит, что проще плюнуть да забыть.

— Ладно, помогу, — смягчился Ягайло. — А что, трактир-то далеко? Дотемна успеем?

— Надо успеть! Тут версты четыре всего, да и мне затемно домой мимо болот возвращаться резону нет. Хотя, в общем, и днем тут теперь…

— А что ж князю, тебя как зовут-то, кстати, чего, говорю, князю-то не доложите? Он отрядит кого разобраться. Если надо, и дружинников пошлет, — посулил витязь.

— Никифором кличут. Да ходили мужики в стольный град. К самому князю не попали, а вот с братом его младшим, Дмитрием Всеволодовичем, встречались. Обсказали ему все подробно, что тут у нас и как. Он разобраться обещал. Да обещанного, как видно, три года ожидают.

— Странные дела, — ни к кому не обращаясь, произнес Ягайло. — Князь на людские беды отзывчивый.

— Князь-то да, но кто сказал, что и родичи его таковы?

— То верно, — кивнул головой Ягайло, вспоминая, как тявкали на него из-за трона, и поспешил сменить тему разговора: — Слышь, Евлампия, имя у тебя уж больно заковыристое. А тебя как дворовые ласково кличут, чтоб попроще? Лампушкой али Евлашкой?

— Ты это, витязь, Евлампией меня зови, и никак иначе. Понял? А не то я тебе во сне последние недогорелые космы повыдергаю, — окрысилась девица.

— Ладно-ладно, молчу, — засмеялся Ягайло, вздевая руки вверх, шутливо сдаваясь на милость победителя.

— М-да, витязь. Воин ты бывалый, видать по всему, сильный, но вот с людьми-то беседы вести совсем не обучен, — посетовал мужичок.

— Да пошел ты ко псам, — обиделся Ягайло. — Торопи давай клячу свою, если не хочешь на обратному пути лешакам на ужин попасть.

Весь оставшийся путь они проделали молча. Мужичонка сидел насупившись, лишь изредка оборачиваясь и поглядывая на витязя сычом. Тот дремал, смежив веки, чтоб не смотреть, как девица Евлампия, бесстыдно задрав подол, баюкает пораненную ногу. Наконец впереди показались ворота. Почуяв кобылу, хоть и старую, заржали у коновязи жеребцы. Ягайло открыл глаза. Хлопнул возницу по спине:

— Любезный, ты нас во двор не завози, сами дойдем. Там разворачиваться тяжко.

— Ишь ты, разворачиваться тяжко? — горько произнес мужичок. — Пожалел волк кобылу. Солнце к закату клонится, куда я теперь поеду-то?

— К дому, вестимо, — не понял причин его стенаний Ягайло.

— Какое к дому? Это ж мимо болот, в темноте, да одному? Мне живота лишиться не за понюх? Тут останусь. Если во двор пустят, в телеге переночую, а дождь пойдет, так и под ней. А со двора погонят, так тут у ворот устроюсь, все ближе к людям.

— Так комнату у хозяина сними.

— На какие шиши я ее сниму-то, витязь? — Мужичонка кипел едва сдерживаемым гневом.

— Так я тебе сейчас помогу денег с хозяина вытрясти, вот на них и…

При упоминании о деньгах гнев их спутника потух, но вместо него в глазах появилась кручина.

— Супруга моя про те деньги знает, надобно их домой привезть, в хозяйстве-то не лишние. Да и вообще…

— Что, ухватом огреет при встрече? — хохотнул Ягайло, помогая Евлампии слезть с телеги.

— Не, она у меня добрая. Любит. Потому и расстраивать ее не хочу. Она в слезах к утру будет вся, глаз не сомкнет, будет Бога молить, чтоб твари болотные меня к себе в трясины не утащили. А я тут с вами.

Витязю стало совестно.

— Ладно, прости за жену, добрый человек. Не думал же я, что так обернется. Да и ты ж сразу не сказал?

— А сказал бы, что б поменялось-то? У вас, вон, дела неотложные, видать по всему, а я человек простой, кому до моих надобностей дело?

— Ладно, ладно, — вконец смутился Ягайло. — А вообще… Заводи телегу во двор, я тебе и с долгом помогу, и ночлег обеспечу. У меня тут кровать на много ден вперед оплачена, да спать некому. Ты вот и переночуешь в тепле и уюте. И денег не возьму.

— Ну спасибо на добром слове, витязь, — поклонился мужичок. — Стар я уже на земле голой ночевать, кости ломит. — В его голосе снова появились плаксивые нотки.

— Откуда старость-то в тебе взялась, только что ж не было? — притворно удивился витязь. — Все, не гундось, обещал накормить, напоить и спать уложить — исполню. Лучше девице вот помоги, встань по другую руку.

Мужичонка молча повиновался. Евлампия повисла на мужских плечах, поджав одну ногу, и, помогая себе другой, поскакала к входу в трактир. Сбоку из-за угла вылетел Буян, заржал радостно и ткнулся мордой Ягайло в плечо. Тот улыбнулся, погладил коня по лбу, обнял рукой лебединую шею. Заворковал:

— Дружище! Знал, что придешь, не сгинешь в болоте.

Конь в ответ тихонько заржал, засопел и блаженно прикрыл глаза.

— Все, иди пока, я попозже приду, проведаю. Сенца принесу. Сейчас, вишь, девицу надо уложить. Захромала.

Конь покосился на Евлампию лиловым глазом, недовольно раздул ноздри, развернулся и ушел обратно за угол, всем видом показывая, что не так уж он сильно уверен, что какая-то девка важнее их дружбы.

— Какой у тебя конь, — удивилась Евлампия. — Умный!

— Он не у меня, он сам по себе, — ответил Ягайло. — Мы с ним друзья-соратники. А ты, Никишка, чего пригорюнился?

— Да тоже позавидовал, — честно признался мужичок. — Меня не все люди так понимают и слушают, как тебя эта коняга.

— Ничего, будет и на твоей улице праздник, — усмехнулся Ягайло. — Пойдем уже.

В трактире было многолюдно. У самого входа за столом веселилась компания странствующих студентов. Они чокались, расплескивая по столу содержимое кружек и наперебой рассказывали какие-то похабные истории. В общем гвалте было трудно что-нибудь разобрать. В центре, за самым большим столом, восседал какой-то вельможа в заморском, расшитом золотом кафтане, с расчесанными гребнем волосами и томным выражением лоснящегося лица. Двумя пальчиками он держал перепелиную тушку, отрывая от нее зубами полоски нежнейшего мяса. Два дюжих молодца, глотая поодаль слюни, не спускали глаз со стоящего у его левой ноги сундучка.