
Онлайн книга «Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет»
И пусть злые языки меньше треплются! Все, что идет людям во благо, может быть лишь от Господа. — Эй, заснул что ли, студиозус? — Пан Бутля дернул его за рукав. — Что замер-то? — Боюсь, — честно признался Ендрек. — Кого? Детеныша этого? — Ну да... — Вот чудак! Вы что у себя, в Великих-то Прилужанах, головой о притолоку стукнутые? — Ты... того-этого... — обиженно засопел Лекса. — А ты вообще молчи! Вырос до неба и дурной... — Того-этого... — Молчи, сказал! — Обычно приветливый Юржик скривился и покраснел. — Животное безвредное! У нас они мужикам в поле помогают, воронье гоняют. Потравы не допускают. Могут и зубров в лес выгнать, и туров. А уж олени, косули, зайцы и близко не подходят к тем полям, что лесовики охраняют! Кмети им всегда полоску несжатую оставляют, и плох тот хозяин маетка, что воспротивится! — Ну, не знаю... того-этого... — Не знаешь — молчи, орясина здоровая! По-человечески же говорю — молчи, не зли меня! Домовики, лесовики — полезные твари. Вот водяные — да, другое дело... Так они сами не мирятся. — Правда? — удивился Ендрек. — Будет время — расскажу. А сейчас бери звереныша. — Любой зверь суть тварь Господня! — глубокомысленно изрек Лодзейко, поднимая к небу палец с обкусанным ногтем. — Всякая жалости достойна, когда воспоможествования требует! — Ты... того-этого... сам-то понял, что сказал? — набычился Лекса. — Да все поняли, кроме тебя! — махнул рукой Юржик. — Бери его, студиозус! Ендрек помотал головой: — Боюсь. — Тьфу на тебя! — Эй, б-болтуны! — вдруг повысил голос пан Войцек, единственный из всех не забывавший смотреть по сторонам. — Лесовика в с-седло и ходу! — Что такое? — округлил глаза пан Бутля. — С-сам гляди! — Меченый махнул плетью вправо, а после влево. Там, за березами, мелькали серые поджарые тела. Не просто мелькали, а постепенно приближались. Стая, которую отогнали стрелами, опасливо пряталась за деревьями, но слева прибывали другие волки. На первый взгляд, не меньше двух десятков. В их движении ощущалась мрачная целеустремленность. — Батюшки-светы... — полез пятерней под шапку бывший шинкарь. — Что ж... того-этого... делается? — Поехали скорее отсюдова! — Лодзейко затравленно озирался, вжимая голову в плечи, словно захотел стать маленьким и незаметным. — Волки... того-этого... тоже суть тварь Господня, — Лекса не преминул уязвить пономаря, но сам вовсе не стремился оставаться в березняке надолго. Пан Войцек, не слушая их перепалку, подъехал поближе к стволу обломанной березы. Вытянув руку вверх, он мог бы, пожалуй, кончиками пальцев коснуться пятки лесовика. — Н-не бойся. Иди сюда, н-ну... Звереныш посверкивал неожиданно умными глазами, переводя их со всадников на волков и обратно. — Не бойся, малыш, прыгай! — ласково позвал пан Юржик. А Ендреку уже не казался страшным мохнатый, окровавленный лесовичок, когда две волчьих стаи начинали потихоньку окружать их, разворачиваясь полукольцом. Чтоб дикий зверь да в открытую на человека шел? Невиданный случай! Обычно лесные хищники людей опасались. Предпочитали скрыться, проскользнуть незамеченными. Ведь самый тупой зверь довольно быстро запоминает: что такое копье или рогатина, как далеко бьет лук или самострел. А волков к тупым никак отнести нельзя. Напротив, из всех лесных зверей, без сомнения, самые умные и понятливые. Нет, случалось, конечно, что звери лезли на рожон. Нападали на человека. Но это или старые и больные, не способные поймать иную дичь, или бешеные. Приближавшихся волков ни больными, ни бешеными назвать было нельзя. Не сезон — вспышки бешенства весной весьма обычны, но чтоб осенью, под самую зиму? Да и не держатся больные хищники стаей. Тут что-то другое... — П-прыгай, п-рыгай, не б-б-бойся, — продолжал подбадривать лесовика Меченый. Он поднял руки, показывая детенышу пустые, открытые ладони. Жест, понятный и человеку, и зверю. Светло-серый, почти белый, вожак стаи коротко и как-то настойчиво взвыл. Ему ответил крупный, темно-серый с ржавым подпалом, волк из вновь прибывшей стаи. Чуть погодя из-за леса донеслось еще два голоса. Один низкий, напоминающий рев изюбра-самца в брачную пору, второй повыше и, вроде бы, малость плаксивый. Лесовик вздрогнул, зябко повел плечами, заросшими бурой длинной шерстью, и прыгнул на руки пан Войцека. И в этот миг волки, потеряв всякое терпение, очертя голову бросились вперед. Теперь стало совершенно ясно, почему же они в открытую, нахрапом полезли на людей. Видно, лесовик был для стаи чем-то большим, чем просто добычей. Не от голода его преследовали, загнали на дерево и, клацая зубами, пытались оттуда достать. Ендрек успел с ужасом подумать: что же стало со старыми лесовиками? Ведь охотники говорили, что лешие в стаи не сбиваются, но семью, если это можно так назвать, сохраняют долгие годы, выращивая детенышей совместно — мать и отец. Но тут пан Войцек выкрикнул, как плетью поперек спины перетянул: — Ходу! Они сорвались с места, поднимая коней в галоп. — Господи, прости раба твоего грешного! — выкрикнул Лодзейко, вцепляясь двумя руками в переднюю луку. Несмотря на немалый опыт верховой езды, Ендрек был готов ему вторить. Кони чувствовали близость волков и в понуканиях не нуждались. Дробно били копыта о мерзлую землю. Вылетали комья снега, смешанного с палой листвой. Храпели и косились совершенно шалыми глазами кони. — Врешь, не возьмешь! — выкрикнул пан Юржик, взводя самострел. — К дороге! — оглядывался на своих товарищей — вороной опередил остальных коней на добрых десять сажен — пан Войцек. — По ровному! «Понятно, что по ровному лучше, — как-то отстраненно подумал Ендрек. — А не то на буераках кони ноги побьют. Пропадем...» Рядом пыхтел Лекса. Шумно вдыхал-выдыхал воздух его конь. Словно кузнечный мех, раздуваемый дюжим подмастерьем. — Господи, спаси и сохрани... Не дай окончить дни во чреве зверином, аки тварь безгласная... — в голос молился пономарь, трясясь так, что зубы бились о зубы со звонким лязгом. Сухо тренькнул арбалет пана Бутли. — Получай! В ответ взвыли волки. Мерин Ендрека захрапел и прыгнул в сторону. Медикус потерял стремя. Охнул. Упал животом на холку. — Держись, студиозус, держись! — Как обычно, заикание бесследно оставляло пана Шпару, вытесняемое опасностью. |