Онлайн книга «Золотой вепрь»
|
Медрен стоял на левом, возвышенном берегу Ивицы. Здесь река огибала каменистый холм, чьи склоны обрывались к реке желто-серыми утесами, а к лесу сбегали полого. По правую руку, где-то на расстоянии двух миль, пролегал глубокий яр. Очень глубокий, заросший непроходимым лозняком и терновником. Левее его длинным языком выдавался вперед дремучий лес – темный грабняк. Еще левее стояла безымянная деревушка, которую в округе называли попросту Придорожье. Три десятка избушек, два трактира, кузница, небольшая часовня, где по праздникам проводил службу кто-либо из жрецов местного храма Триединого. Сейчас в Придорожье разместилась ставка командира полка, осадившего город, лазарет и обоз. Палатки пехотинцев стояли на полмили ближе к городу, окруженные невысоким частоколом и рвом. Отсюда имперская пехота дозорами обходила окрестности Медрена. Капитан приблизительно оценивал силы Сасандры в полк, но полк потрепанный – не больше семи полных рот. До сегодняшнего утра. Потому что по дороге, ведущей мимо деревеньки к Медрену, двигалась походная колонна. Вышагивали пехотинцы – пикинеры, щитоносцы, арбалетчики. Они шли рота за ротой, являя собой лишнее напоминание о военной мощи Сасандры. Много. Очень много… Из-за леса показалась уже двенадцатая рота. Неужели два полка? Выходит, генерал дель Овилл решил стянуть под Медрен всю армию. Пятую пехотную. «Непобедимую». «Что ж, посмотрим, взаправду ли она непобедимая?» – подумал дель Таррано, приставляя ладонь к бровям козырьком. Он пожалел, что не успел попросить у его светлости «волшебную» трубку, которую тот купил за баснословные деньги в Аксамале у одного из профессоров университета тонких наук. Чародейство ли тому причиной или научные изыскания аксамалианцев, но трубка позволяла видеть втрое дальше, чем обычный человеческий, пускай даже и самый зоркий, глаз. Две-три мили не помеха. А всего-то навсего две отшлифованные стекляшки, соединенные набором медных колец. – Штандарты видны? – спросил капитан у помощника. – Да чего там! Пятая пехотная. Второй полк и, кажись, третий, лошак бы их нюхал! – Это три тысячи человек. – Капитан, как ни странно, не испытывал страха или неуверенности в силах. Наоборот, появился лихой азарт, как за игрой в кости, когда чувствуешь – вот сейчас будут четыре шестерки! – Ага, кошкины дети! – так же радостно отвечал лейтенант. – А еще конницы чуток. Верно. Дель Таррано и сам видел кавалерию. Сперва полсотни всадников на невысоких гривастых конях – буланых, саврасых, каурых… Окраинцы. Заградительный отряд, скорее всего. Ох уж эти имперцы! У солдат никакого понятия о чести. Так и норовят разбежаться. Вот командованию и приходится содержать отряды, занимающиеся исключительно поиском дезертиров. Дальше рысила сотня наемников, одетых и вооруженных кто во что горазд. К этим людям дель Таррано тоже не испытывал ни малейшего уважения. Подумать только! Сражаться за деньги… Ладно. Довольно о моральных устоях Сасандры. Значит, больше трех тысяч. Капитан отвернулся от врагов, окинул взглядом стражников. – Ну что, драться будем? – Да чего там драться… Бить будем, – пробасил пожилой, отмеченный шрамом поперек лба ветеран. – И побьем! – под дружный хохот добавил молодой, еще безусый парнишка, прижимающий к груди арбалет. Дель Таррано кивнул. Зачастую побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто уверен в победе. А уж уверенности в своих силах защитникам Медрена не занимать. Теперь главное – доложить обо всем увиденном его светлости. Тут уж никакой Джакомо-Череп его не остановит. С мрачной решимостью капитан направился к особняку ландграфа. После ухода командира гарнизона его светлость некоторое время молчал, дергая щекой. Потом подошел к стене, которую, как и в родовом замке, украшали образцы оружия, накопленные предками правителя Медрена за последние три века, молча снял со стойки двуручный топор. Барон Фальм, посланник западных королевств, с хитрой усмешкой наблюдал, как ландграф набирает полную грудь воздуха и возносит топор над головой… Хрясь! С первого удара раскололся пополам стол, заваленный бумагами – все больше расписками и отчетами купцов-поставщиков. Глиняный кувшин разлетелся на десяток черепков, растеклась алая лужа. Приторно запахло крепленым вином. Бац! Бац! Обе правые ножки стола отлетели в угол, а половинка столешницы, жалобно загудев, грянулась об пол. Развернувшись на пятке, ландграф Вильяф наискось ударил по шлему болвана, обряженного в полный доспех латника. Сталь заскрежетала по стали, хундсгугель [26] слетел вместе с деревянной головой и запрыгал по розовым плиткам туффита. Звук получился глухой и очень напоминающий тот, с которым отлетает настоящая голова. – Так его, родимого! – азартно воскликнул Фальм. Ландграф поглядел на качающегося болвана, а потом с душой пнул его под тонлет. [27] Удовлетворенно пронаблюдал, как падает ряженая кукла. Швырнул сверху топор. Прорычал: – Ненавижу! – Вам следует, любезный господин граф, больше проворачивать плечевой пояс, бить с оттягом… Вот тогда будете разрубать бристплейт [28] с одного удара. Медренский не удостоил его ответом. С сожалением покосился на разбитый кувшин. – Пальо! Пальо, где ты прячешься, старая скотина? Тощий слуга в цветах его светлости – черное с серебром – не вошел, а ворвался в дверь. Согнулся в поклоне. – Вина! Живо! Когда Пальо исчез, ландграф уселся на табурет, как ни в чем ни бывало закинул ногу на ногу. – Насколько я понял, сдаваться вы не намерены. Борьба, можно сказать, до победного конца. Так? – пошевелил усами барон. Вильяф рассеянно покачал ногой. Казалось, сейчас зевнет, но вдруг встрепенулся, развернулся всем туловищем к Фальму. – А видали, господин барон, какой у меня капитан? – Видал… – пожал плечами гость. – Горячая голова. Отвага и понятие о чести на месте. Со здравым смыслом – беда. – Зря вы так думаете, господин барон, – усмехнулся Вильяф. – Почему же? Я таких перевидал на своем веку. Для тех, кто в атаку бросается очертя голову, она обычно становится последней. – А если их будет пять сотен? – Пять сотен отчаянных храбрецов? – Да! – Здесь, в Медрене? |