
Онлайн книга «Боевые паруса. На абордаж!»
Когда-то Руфина гадала, от кого у ее семейства такая награда. Печать. Знак породы. То ли древняя, от последних вестготов, что удержали мавров близ ущелья Ковадонги. То ли старинная, от воинов Джона Гонта. Подумать только, англичане являлись в королевства сии не врагами, но друзьями, союзниками и родственниками! Точно не скажешь, настолько далеко отец с матерью родословные не помнят. А бумаги горят во время мавританских набегов, даже золоченые дворянские грамоты. Что ж, она привыкла гордиться лицом северянки и в ответ на оценивающие взгляды ярких южанок и точеных кастилиек задирать повыше длинный нос. У Руфины тоже дела! Но приходится ждать, пока на пост к девице на выданье вернется брат или жених. Увы, первым оказался брат. Сияющий, как полуденное светило. — Знаете, с кем меня познакомил Гаспар? С генеральным интендантом армады береговой охраны! Впрочем, он совсем не весел — у них много хлопот, придется потесниться. Скоро приходит отозванная из Индий armada de Barlovento. [17] Ей понадобятся причалы и доки. На месяцок. Потом — в Ла-Корунью. «А потом — в огонь, — закончила Руфина про себя. — А суперинтендант твой их обворует перед смертью. Самое же странное — то, что их вообще отозвали! Два галеона, полдюжины кораблей поменьше. Что они сделают?» Увидев, как дама нахмурилась, дон де Рибера постарался принять воинственный вид. Защитник! — Да, некоторое время город будет наводнен неотесанной солдатней из колоний, приличным женщинам из домов лучше бы и не выходить иначе, чем в сопровождении человека с твердой рукой! Твой отец, конечно, сделает все возможное, но… — Но? — Но он уже совершил ошибку, назначив в порт алькальдом поэта! Да еще Гонгориной школы. Этот кабан, мало того, что стихи пишет не испанским языком, а на полулатинской непонятчине, так и в порту оттоптал ноги многим приличным людям. — Эта «непонятчина», вообще-то, и есть литературный испанский, — заметила Руфина. — Да ты хоть слышала его стихи? Он же пока не печатался. Только в Академии зачитывает. И студентам своим. — Слышала. Те, в которых он страдает от любви к монашке. Вот ведь не повезло человеку! — Не повезло. Любить он, кажется, не способен в принципе. Только шляться по заведениям, кои я и упоминать не хочу! А в стихах упражняется на избранную тему. Руфина вздохнула. Молодой человек кое-что понимает в стихах. К сожалению, выбрал не ту сторону поэтического сообщества! — Значит, ему просто не попалась такая, что растопила бы в ученом сердце лед наук, — заметила Ана. — Интересно, что бы тогда написал сухарь академик? — Что-нибудь заумное или похабное. Иного он не умеет. — А то послание монашке? — Исключение! Ну, ему стало неловко, что та ему написала великолепное посвящение. Мало, что на книге стихов, превосходящих его собственные на голову, так и само в стихах. И весьма лестных. А остальное… Скажу по секрету — знакомый книготорговец мне сообщил, что его первый сборник, изданный каким-то генуэзским безумцем, называется «Портовые сонеты»! Разумеется, ему удастся продать не больше одного томика! — А один-то кто купит? — поинтересовалась Руфина. — Если это такая гадость! — Я, — сообщил де Рибера, — мне интересно, что он там накропал. В прищуренных глазах Аны сверкнуло: «Мне тоже». Ведь нет ничего более утонченного, чем строгая и возвышенная форма сонета. И ничего более низменного, чем порт. Как это можно совместить? — Это все занимательно, — подытожила Руфина, — но, сдается мне, что у его сиятельства королевского советника заканчиваются выстрелы. Непорядок! И тронула лошадь пяткой, чтоб та пошла скорей. Догонять тех, кто стреляет — нестись, очертя голову. Можно и сломать — если попадется кротовая нора! Зато — ветер в лицо, брызги, взлетающие из перегородившего дорогу ручья. Аж в лицо плеснуло! Аж поднялся столб, похожий на белесую радугу! Вслед за брызгами — терпкий пороховой дым. Привычный… и почти неправильный! Окружение графа разомкнулось. Руфину знали. Дочь крупного чиновника и дамы, которая, безусловно, забросила прежнее сомнительное ремесло. Достойная особа… Подвезти начальству отца перевязь с деревянными апостолами — вполне невинное деяние. Позволяющее девушке немного покрутиться среди сильнейших людей города. Всем все понятно? Вот и хорошо! — Граф, у вас заканчиваются заряды. А я еще не видела достойной выстрела цели… Не желаете моих патронов? Эти, например, снаряжала мама. Граф протянул руку. — Давайте. Как раз на кабана или косулю! — И все-таки мама просит ваше сиятельство не злоупотреблять недожаренным мясом. Как, впрочем, и угольками… — Я вовсе не собираюсь провести завтрашний день, страдая животом… Ну, как ваши успехи? — умеет граф переменить тему, с неприятной на полезную. И прервать лишний разговор. Пока тот не вышел за рамки обычного. Женщины стреляют мало, мужчины — много. У графа закончились выстрелы, у алькальдовой дочки остались лишние. Почему не поделиться? И только… Что на деле содержится в паре деревянных «апостолов», охочей для слухов разряженной толпе лучше и не догадываться. Что ж, ружья поговорили, пора размять ноги и собакам с лошадьми… Рука графа поднимается, чтобы дать сигнал псарям — как прямо под копыта его жеребца вылетает серый комок шерсти и когтей. Гончие рвутся со сворок… А перчатка насквозь промокла — и кажется, что это не вода ее пропитала, а кровь! Знак? Рука рвет из ольстреди пистолет… Зверь стоит смирно, только ветер колышет кисточки на ушах. Думала — бросится, нужно кого-то спасать? Вот ее и спасай, рыжую — под брюхом у рыси полные соски. Не может рысь настолько оголодать, чтобы ловить кроликов на глазах у охоты! На такой риск она пойдет, только если ищет пропитания не себе. Верней, не только себе, ибо она и есть корм для рысят — пока те сосут молоко. Собак не успели спустить. Воздух рванул звук выстрела. И девичий крик: — Не сметь! Такое уже не скрыть. Уже летят скороговорки: — Увидела! Материна кровь! — Что? — Рысьи глаза! — Знак Господень… — Ведьмовство… Рысь так и стоит напротив всадников. Надрываются лаем гончие, что так и не получили воли догонять и рвать. Сторожко фыркают лошади. С надеждой смотрят люди. Зверь стоит, в янтарных глазах посверкивает искорками насмешка. Эти все — на меня? Не много ли чести, дамы и кавалеры, для существа немного больше домашней кошки? [18] Рысь не отводит высокомерный взгляд от странных двухголовых чудовищ о шести лапах, убивающих огнем и собаками. Поудобней перехватила кролика. Тоже не знает, что делать. Убегать — безнадежно, драться — тем более. Остается стоять и смотреть, словно пулю можно удержать парой вертикальных зрачков. |