Онлайн книга «На краю империи. Камчатский излом»
– Работа возчиков должна быть оплачена! – настаивал Чириков. – Ясачные иноземцы не крепостные и не холопы! Они вольные подданные ее величества! – Ох-хо-хо-о, вольные… – Митька сообразил, что может слишком далеко зайти, рассуждая на эту тему, и решил малость свернуть: – Конешно вольные, кто бы спорил! Ну, расплатятся с ними по-честному, так все равно ж товару не дадут. – Это почему же? – А потому, ваш-бродь, что у каждого здешнего камчадала долгов немерено, несчитано. В счет тех долгов вся плата и пойдет. А расписками, сами знаете, брюхо не набьешь. – Черт знает что… – приуныл командир. – Нешто по Сибири иначе? – сочувствующе поинтересовался служилый. – Везде бардак, Митрий. Но не до такой же степени! Ладно, не расстраивай меня – и так тошно. Скажи лучше, далеко ли отсюда до Верхнего острога? – Вон ту горушку с камнями голыми на верхушке видите? – указал рукавицей Митька. – Она одна, кажись, на берегу такая. – Это где деревья внизу? Ну, вижу. – Так вот: от нее, коли погода не спортится, дня за три нашим ходом до Верхнего доберемся. – Три дня – это много, – покачал головой Чириков. – Мы давно должны быть на месте! – На все воля Божья… – вздохнул проводник. – Только до горушки той еще добраться надо. – Надеюсь, до темноты доедем… – Напрасно, ваше благородие! – Что напрасно? – Надеетесь напрасно, – ухмыльнулся Митька, – никак не доедем. Коли Бог поможет, только завтра к вечеру там будем. Ну, а ежели не поможет, сами разумеете… – Тут же всего версты четыре! – изумился офицер. – Что ты несешь?! – Никак не можно, ваш-бродь, – заверил проводник. – Дорога-то, сами видите, на берег уходит. А там через сопки да снова к реке. Вот у той горушки снова на лед и съедем. Там уж полегче будет. – Опять через сопки?! – возмутился Чириков. – Да у нас же собаки еле живые! Вот же есть след – прямо вперед! – Ваше благородие, коли меня вожем поставили, мне за дорогу и ответ держать, – приосанился Митька. – Желаете прямо ехать – воля ваша. Только уж не обессудьте: прежде я при свидетелях скажу, что нельзя того делать. – Да что ж такое?! В чем дело? – Ключи тута, – с важным видом сообщил служилый. – Сверху-то лед обычный, а снизу его водой теплой моет. – Но ведь проехал же кто-то перед нами! – Дык я ж и проехал – без груза. – М-м-м… – застонал лейтенат, словно у него разболелся зуб. – Скажи, мы точно съедем на реку завтра? – Как сказать-то? – ухмыльнулся Митька. – Правильно иль честно? – Честно… Митька получал почти удовольствие: на его глазах много дней подряд этот приезжий офицер мучил добрую сотню ни в чем не повинных людей – гнал и гнал их вперед. А теперь он, Митька, мучил его и чувствовал, что останется безнаказанным, – это было почти приятно! – Ну, коли честно… А коли честно, то, может, и вовсе не скоро доберемся. Тама два перевала имеются. Не велики те перевалы, да псы наши и по ровному еле тянут. Не иначе, там груз на руках волочь придется. Лейтенант выругался матом – длинно и заковыристо, но как-то беззлобно. Он, похоже, был в отчаянии, но старался сохранить суровый и мужественный вид. Митька даже слегка посочувствовал ему и сказал вполголоса: – Ваше благородие, мы ж в Нижний острог, кажись, харчи везем. Ты бы подкормил иноземцев да на собачек им малость юколы выдал. Оно и ладно б было, а? – Я уже думал над этим, – поднял голову Чириков. – Не имею права: мне приказано доставить груз в целости! – Угу, – кивнул Митька, как бы соглашаясь, а сам подумал: «Доставляй, сволочь, доставляй. Может, по нашим костям высоко залезешь – капитаном станешь!» – Понимаешь, Митрий, я и так пошел на нарушение: оставил часть грузов в Большерецке, – казалось, лейтенант угадал мысли собеседника и теперь пытался оправдаться. – Я велел их на «Фортуне» весной перевезти к устью Камчатки. – А ты бы все там оставил, ваш-бродь, – усмехнулся служилый. – Морем-то оно сподручнее! – Я имею приказ перевозить груз по суше! – развел руками офицер. – Оно конечно, – с явной издевкой признал служилый, – приказ – дело святое… Эту издевку пропустить мимо ушей молодой дворянин не смог – кровь прилила к его лицу, ноздри раздулись. Митька смотрел на него и прикидывал: что сейчас будет? – Прямо поедем! – неожиданно твердо заявил лейтенант. – Под мою ответственность! – Езжайте, – пожал плечами проводник. – Только при людях скажите, что вож тут ни при чем! Следующая сцена показалась Митьке почти смешной. В караване было пятеро солдат и унтер-офицер. Они встали в ряд, и лейтенант объявил им приказ: двигаться дальше по льду реки, вожа Митрия Малахова отстранить от должности… до вечера. Перейдя с приказного тона на человеческий, Чириков добавил: – Тут провалиться можно. Я первый поеду – на груженой нарте! Трудно сказать, оценили солдаты благородство офицерского поступка или отнесли его к разряду барских чудачеств. Во всяком случае, кроме некоторого испуга, на их лицах ничего не отразилось. У одного из каюров забрали нарту и, помогая собакам, протащили ее по целине в голову каравана. Алексей Ильич перекрестился и уселся боком на передок. Потом еще раз перекрестился, выдернул остол из снега и поехал совершать подвиг. Зрителей к этому моменту собралось уже человек пятнадцать – двадцать. По тому, как офицер садился, как держал в руках остол, Митька сразу понял, что будет дальше. Он загадал: десять или двадцать саженей? Оказалось, ни то ни другое – нарта продвинулась вперед саженей на пятнадцать, съехала с колеи и легла на бок. Собаки немедленно принялись кусать друг друга и запутывать упряжь. Солдаты кинулись поднимать офицера, но он вскочил на ноги сам и зашагал обратно. – Что смеетесь?! – грозно спросил он, хотя, кажется, никто не смеялся. – Да, я не умею на собаках ездить! Только к лошадям привычен! Савелий, распакуй мой сундук – быстро! Денщик не стал ждать повторения команды и мигом вскрыл объемистый ящик, стоявший на нарте. Чириков порылся во внутренностях и повернулся к толпе с монетой в пальцах: – Кто первым поедет – пять рублей за риск! Ну?! Камчадальские каюры шарахнулись в стороны. Солдаты потупились и завздыхали – они-то готовы, да управляться с такими подводами тоже не умеют. Казаки, шедшие с караваном, нахально ухмылялись: не иначе, его благородие кличет охотника на верную гибель. Потому и сулит столько, что расплачиваться не собирается. Митька тоже кривился в улыбке: «Этот барин цены деньгам не знает и обычая нашего не понимает. Предложил бы полтинник, враз нашлись бы охотники. А пять рублев… Это ж, считай, мое денежное жалование за год службы, да только я его отродясь не видывал. Кто ж поверит?! Дурак он… А дураков надо учить! Эх, где наша не пропадала!» |