Онлайн книга «Каменный век. Книга 5. Народ Моржа»
Одно полушарие Семенова мозга эту версию приняло, а другое воспротивилось. Сей феномен оно могло объяснить только одним способом – приближением моря, причем холодного: «Внутренние части материка отгорожены от него хребтом. Река течет в обширном понижении рельефа, по которому влажный и холодный воздух проникает далеко на запад – вот и вся любовь. Нечто подобное я наблюдал в Северном Приохотье и вокруг Магадана. Там зона „приморского" климата составляла от силы десяток-другой километров. А здесь?» Подтверждались, в общем-то, сразу обе догадки – когда навстречу дул ветер, становилось не на шутку холодно. Семен кутался в шкуры, а неандертальцы грелись работой – начинали активней орудовать веслами, поскольку иначе катамараны переставали продвигаться вперед. Хорошая погода, как известно, может смениться только плохой – а чем же еще?! Это однажды и случилось – небо затянуло низкими тяжелыми тучами, казалось, вот-вот и вправду пойдет снег. Укладываясь вечером спать, Семен использовал весь свой запас шкур и теплой одежды. Все равно было плохо – то здесь, то там поддувало. Залезть же в спальный мешок он не решался – кругом вода, мало ли что. Его разбудили посреди ночи. Может быть, конечно, и не посреди, но тьма была кромешная. – Что еще стряслось? – начиная стучать зубами, пробурчал Семен. – Какого черта? – Ничего не видно, – спокойно ответил правый передний гребец. – Совсем ничего. – Здрасте! – начал злиться Семен. – Всегда ночью было видно, а теперь не видно? – Сейчас две тьмы. – Что-о? Впрочем, можно было и не переспрашивать – Семен понял сам и ужаснулся: туман. Ночью! – Мы двигаемся? – Да. – Куда? – Туда. – Ясное дело… Где берег? – Не знаю. Переползая через тюки с грузом, Семен подобрался к краю палубы, нащупал бухту ременной якорной веревки и вывалил привязанный камень за борт: «Никакой каменный якорь, конечно, не удержит на месте огромный катамаран, но хоть глубину проверить…» До дна Семен не достал – веревки не хватило. Зато висящий в толще воды камень явно «отставал» от судна, что однозначно свидетельствовало о том, что катамаран движется, причем с приличной скоростью. – Это похоже на самоубийство, – сказал Семен по-русски. – Почему похоже? – спросили из темноты тоже по-русски. – Это ты, Килонг? – узнал голос Семен. Парень находился рядом – исполнял роль второго левого гребца. – Может быть, и не похоже – это настоящее самоубийство и есть. Где остальные лодки? – Идут за нами. – Откуда ты знаешь? – Слышу их весла. В это Семен готов был поверить, хотя сам ничего не слышал. – Куда вы гребете? – Не знаю, Семен Николаевич. Только если не грести, то мы все равно куда-то плывем. – А вдруг половина катамаранов уже потерялась?! – Не знаю… На последнем был Лхойким – может, его позвать? – Далеко ведь, – засомневался Семен. – Впрочем, слух у вас хороший. Ну, затыкайте уши – сейчас кричать буду. ЛХОЙКИ-ИМ!!! – проорал Семен в темноту – примерно в том направлении, где должен быть хвост каравана. – ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!! Ничего в ответ Семен не получил. Ну, разве что некое подобие слабого эха. Впрочем, возможно, ему это почудилось. – Что я говорил? Нету их! – Почему? – удивился гребец. – Откликнулся же! – Блин! – рассердился Семен. – Сколько раз вам объяснять, что не слышу я тихие звуки! Не слы-шу! – Да он вроде не очень тихо, – начал оправдываться бывший школьник. – А плывем мы от берега. – От какого берега?! Сейчас что, в другой, что ли, воткнемся? – Не-е, Семен Николаевич, другого нету. – Как это?! – изумился Семен. – И… И вообще: откуда ты знаешь? Только что говорили, что ничего не видно! – Ну, это… Не видно, конечно. Зато слышно. – Та-ак, – поскреб затылок Семен. – Эхо, что ли? Отраженный звук? – Н-не знаю… Наверное… А только берег – там. Рассмотреть в темноте направление, указанное, вероятно, рукой, Семен не смог. На всякий случай он задал вопрос всем присутствующим – по-неандертальски: – Вы тоже слышите берег? – Да. – Где он? – Сзади. – Поворачивайте! Будем идти вдоль берега! Не ближе и не дальше. Понятно? – Его больше не слышно. – Ясное дело… – пробормотал Семен на родном языке. – Что ж мне теперь, все время орать?! – Это очень больно, Семен Николаевич, – сказал Килонг. – Ничего, – вздохнул Семен, – у меня глотка луженая! – Нам больно, когда вы кричите, – пояснил парень. – А что такое «луженая»? – Крепкая, значит, – не стал вдаваться в подробности Семен. – Про ваши уши я и забыл. Интересно: наша кроманьонская традиция орать перед дракой не со времен ли неандертальских войн сохранилась? Что же делать-то? Впрочем, выход Семен придумал довольно быстро. Якорную веревку он смотал на локоть, а сам якорь отрезал. Потом ощупью дополз туда, где было привязано каноэ, болтающееся за кормой на коротком поводке. Этот поводок он нарастил веревкой, привязав ее конец к палке палубного настила. Потом, рискуя перевернуться, перелез в утлое суденышко. Прежде чем расстаться с катамараном, повторил приказ для гребцов: – Идти вдоль берега! Не ближе и не дальше! А я для вас шуметь буду. – Он помолчал и добавил по-русски: – «…Я вам спою еще на бис!» Свое местоположение Семен мог определять лишь по слабому плеску весел да состоянию веревки. Когда она натянулась, он набрал полную грудь воздуха и заревел в темноту: – …Нас мало и нас все меньше Осталось, А самое страшное, что мы врозь. Но из всех притонов, Из всех кошмаров Мы возвращаемся – на «Авось»!.. Семен перевел дух и спросил обычным голосом: – Ну как? – Нормально, Семен Николаевич! – донеслось издалека. – Уже поворачиваем. – Ну, слушайте дальше, – ухмыльнулся Семен. – «Юнона и Авось» почти про нас написана. Вот только я – Васильев, а не Резанов, и к тому же не камергер: – …Вместо флейты поднимем фляги, Чтобы смелее жилось. Под российским крестовым флагом И девизом: «Авось!»… Конечно же, Семен пожалел, что так опрометчиво хвастался своим горлом: кричать пришлось долго – до самого рассвета. Он раз за разом повторял весь свой немаленький репертуар, а в перерывах кашлял, плевался и матерился. Наверное, была в этом какая-то мрачная символика – новый, незнакомый мир, спрятанный тьмой, откликался на старые песни и вбирал в себя длинный караван неуклюжих судов. |