Книга Камень ацтеков, страница 8 – Елена Долгова, Александр Михайлов

— Что случилось?

— Пошли.

Баррет без церемоний подтолкнул Генри Кида в сторону кормовой каюты.

— Присядь на скамью. Можешь пить, только не ром. Вот тебе фруктовый сок, старый друг.

— Разве на нашей пиратской посудине есть фруктовый сок?

— Специально для тебя. Он горчит, немного перестоялся, но все же лучше того гнусного пойла, которое дают у Джози под маркой настоящего вина…

— Ох, и вправду перестоялся. Отвратительно.

— Итак, Генри, я собираюсь снова огорчить тебя.

— Что?!

— Кое-кто из наших парней проболтался проституткам. О наших неприятностях в городе уже наслышаны.

— Богом клянусь! Я не виноват!

— Ни за что бы не поверил тебе, Кид-трепач, если бы собственными глазами не видел твоего безумного состояния. Да выложи ты потаскухам все — от начала и до самого конца, никто бы не поверил сказкам сумасброда.

— Кто тогда распустил свой подлый язык?

— Покуда не знаю. Помнишь взяточника и интригана Самюэля Мортонса?

— Губернатора Грей Сэйлз?

— Его самого. Так вот, после того, как на Грей Сэйлз объявился королевский ревизор Гринстоун, Мортонса арестовали и сместили. Старый проходимец отправился в Англию по повелению короля, чтобы держать ответ за свои делишки с покойным изменником — Десмондом Рэем Белтропом.

— Ну и что?

— На Грей Сэйлз наместником тогда поставили Николаса Шарпа, того самого, которому его величество пожаловал дворянство за разоблачение заговора Белтропа.

— Этот новый Шарп — сын старого Шарпа?

— Да, это сын Малькольма Шарпа, который награбил испанского золота, а потом исчез без следа и, как я думаю, помер не добровольно. У Николаса из отцовского клада не осталось ни гроша, но человек он порядочный и, по слухам, теперь собирается навести «законность и порядок» на Архипелаге. К тому же в юности успел побывать в испанском плену, и с людьми вроде де Маркадалы у него личные счеты.

— Так все плохо?

— Учитывая слухи и сплетни обо мне — да. Если пиратский промысел прикроют, а братство распустят, всем придется тяжело, кое-кто из ребят уже оплошал, затронув английских купцов, и теперь одной ногой стоит на эшафоте. Но с меня спросят еще и за несуществующий испанский патент.

— Но у тебя его нет!

— А кто поверит?

— Послушай, Питер…

— Это ты послушай!

— Погоди, не горячись. Ты ведь не простой моряк, а сын лорда Баррета, хотя бы и четвертый. Никто на Архипелаге не посмеет тронуть сына лорда по одному пустому подозрению.

Капитан расхохотался и смеялся до тех пор, пока доктор Кид с удивлением не уставился на него.

— Я не сын лорда, Генри…

— Но погоди… Ты же Баррет?

— Баррет, Баррет… Я родился в Плимуте, от родителей, пожелавших остаться неизвестными, получил имя в приюте, а фамилию выдумал себе сам Шарп тоже вырос сиротой, по крайней мере наполовину, а я хорошо знаю, на что способны такие люди. Если этот человек обещал покончить с морским грабежом на Архипелаге, он попытается.

— Нас примут на Тортуге.

— Может быть. Клянусь душой, я не собираюсь проверять, способен ли порядочный человек на посту вицегубернатора сунуть меня в петлю башкой.

— Что будем делать, капитан? — мрачно спросил Генри Кид.

— Лучше всего убраться в море, пусть лишний шум затихнет. Сделаем это, как только провизия, вода и пушечные припасы окажутся на борту. И это еще не все… Смотри сюда, ты увидишь кое-что занятное.

Баррет снял с шеи ключ на цепочке, вложил его в замок тяжелого корабельного сундука, повернул два раза и приподнял крышку.

— Я кладу кое-что на стол и немного разворачиваю, можешь смотреть сколько заблагорассудится, только постарайся не лапать руками.

— Карта?

— Очень занятная. Ты не поверишь — я выиграл ее в карты.

Кид держал тонкие, испачканные вином пальцы на весу, опасаясь притронуться к странному листу.

— Это бумага или старинный пергамент?

— Не имею никакого понятия. Я думал, ты лучше меня разберешься.

— Плотное ровное полотно… Какого дьявола! Мне, разумеется, интересно, из чего оно сделано, но гораздо интереснее рисунок.

— У того, кто это рисовал и гравировал, очевидно, не дрожала рука.

— Вот тут укрепления городов Новой Гранады, побережья и пара-тройка островов, о которых я прежде понятия не имел. Ты этой штуке полностью веришь?

— Я не слишком доверчив, но кое-что очень похоже на истину. Меня интересует пара испанских местечек на побережье материка.

— Мой друг, не заносись излишне, или ты собрался штурмовать испанцев с десятью корабельными пушками и пятью десятками своих головорезов?

— Быть может…

— Ты шутишь?

— Совсем не шучу.

— Тебе не дает покоя слава Шарпа с его золотым кладом?

— Все может быть.

— А как же новый губернатор?

— Если куш окажется достаточным, можно навсегда уйти от дел. Что нам тогда Николас Шарп?

— Я ошибся, заподозрив тебя в здравомыслии. Питер, ты определенно свихнулся, по тебе скучает Бедлам.

— Не думаю. Отойди от окна… Вот так. Не закрывай свет, я покажу тебе кое-что.

Баррет поставил на стол терракотовую кружку с ручкой в виде стилизованного уха.

— Может, бросим кости, а, Ланцетник? На твой давно потерянный серебряный клистир. Идет?

— Что это?

— Кружка. У тебя есть настроение дослушать меня до конца?

— Конечно. Зная твои скорые кулаки, попробовал бы я отказаться.

— Отлично, тогда слушай и ничего не пропусти. Эту кружку я тоже выиграл в карты и поначалу принял за обычную посуду. Какого она цвета?

— Коричневого, словно простая глина.

— Верно. Все самое интересное началось как раз неделю назад, когда мы бросили якорь на Шарк Айленд. Помнишь эту скотину капитана Джейсома Кэллоу?

— Еще бы не помнить, ты с ним хорошо сцепился полгода назад. После ссоры в подпитии вы дрались по законам берегового братства, ты рассек ему мочку уха и продырявил плечо.

— Кэллоу не любит проигрывать.

— Ну, этого у нас никто не любит.

— Все верно. Скотина Кэллоу не прочь отомстить при случае, но боится делать это сам. А теперь я хочу рассказать, что было дальше, то есть всего неделю назад. Я выбрался из таверны за полночь и двинул к гавани, собираясь, как ты понимаешь, заночевать на борту «Синего цветка». Местами было чертовски темно, но в конце концов мне попался одинокий факел, бездна знает кем прикрепленный к стене старой лачуги. При мне оставалась непочатая бутылка, кружка висела на поясе в подходящем по размеру мешочке, если ты заметил, я не расстаюсь с нею до сих пор.