Онлайн книга «Последняя бригада»
|
— Они приближаются! — Тише! — прошипел Бруар. — Где они? — Там, позади. Они идут вдоль деревьев к замку. Что делать? Узкое смуглое лицо Бруара осветилось радостью. — Я же ему говорил, — произнес он, не двигаясь и глядя в ту сторону, где уж точно ничего не происходило. — Ну так что надо делать? — повторил Коллеве. — Ничего, — отозвался Фонтен. — Предоставим Дерошу возможность получить хорошую нахлобучку. — Ну нет, — решил Бруар. — Честь бригады прежде всего. Быстро меняем тактику! Они вылезли из болотистой ложбины, и вовремя: неприятельские каски виднелись уже метрах в тридцати. Бруар открыл огонь. И тут же был расстрелян почти в упор. Бригада Фуа, сделав гимнастический выпад, заорала: «В атаку!» Несколько парней с криками «Сдавайтесь!» ворвались на позицию Бруара. — Да вы давно уже убиты, — презрительно ответил староста. В этот момент раздались три длинных свистка и послышался крик: — Маневры окончены! — Маневры окончены! — эхом подхватили командиры групп. Все, кто не сделал ни одного выстрела, дабы избежать позора и не явиться с нетронутым боезапасом, стали срочно расстреливать патроны. Стреляли в воздух, как попало: салютом, шквальным огнем, исключительно ради удовольствия пошуметь. Пальба шла с обеих сторон, и можно было всерьез подумать, что бригады двинулись на штурм. Инструкторы не вмешивались, прекрасно зная, что молодежи необходима разрядка. Выстрелы постепенно стихали, и курсанты принялись собирать пустые гильзы, которые положено было сдать оружейнику. Тут снова раздался свисток, и за ним последовал приказ: — Всем оставаться на местах! — Всем оставаться на местах! — чуть тише прокричали командиры групп. Затем по позициям пробежало: — Капитан! И в самом деле, из такого же зеленого и такого же старого, как у лейтенантов, автомобиля вылез маленький человечек со втянутой в плечи головой и с выбивающимися из-под кепи седыми волосами. Его сопровождали оба инструктора, которые рядом с ним казались мальчишками-переростками. Он принялся осматривать театр военных действий, прося инструкторов по ходу дела объяснять ему суть маневра. Капитан двигался быстрой семенящей походкой низкорослого человека, засунув руки в карманы гимнастерки, что выдавало в нем офицера-резервиста. Гимнастерку украшали орденские ленты, полученные во время Первой мировой. Проходя уже в который раз мимо курсантов, он обратился к ним с нежностью в голосе: — Ну как, дети мои, дело движется? — Да-да, господин капитан, — загалдели курсанты, вытягиваясь перед ним в струнку. Они редко видели капитана Декреста, но им нравился и взгляд его синих глаз, и отеческое выражение лица, каждая морщинка которого светилась добротой. Он был единственным из офицеров, которому они отдавали честь с улыбкой. Капитан делал вид, что ему очень интересны все разъяснения, и время от времени говорил: — Хорошо, Дерош. Прекрасно, Бруар. Но, глядя на этих юношей с раскрасневшимися радостными лицами, запыхавшихся от игры в войну, словно они бежали наперегонки, он подумал: «Бедные мальчики! Их пошлют в бой гораздо раньше, чем можно предположить». Он вспомнил, как мало осталось в живых тех, с кем прошли четыре года его курсантского братства. — В целом вы ими довольны? — спросил он лейтенантов, которые тоже казались ему мальчишками. — Да, господин капитан, довольны, — ответили оба инструктора. — Но до совершенства еще далеко! — А есть ли в них кавалерийский дух? — Без коня трудно выработать кавалерийский дух, — ответил Сен-Тьерри, — но думаю, что есть. — Прекрасно. И это главное, друзья. И не скупитесь на похвалы, если им что-то удалось. Уже забираясь в машину, капитан обернулся: — Дети мои, я вами доволен. 5 Лервье-Марэ пришел в канцелярию эскадрона с бумагами, как вдруг услышал за дверью звонкий смех и попятился, не понимая, куда попал. Он даже представить себе не мог, что Сен-Тьерри, Фуа или Флатте могут хохотать и шутить, как обыкновенные люди. Решив, что допустил бестактность, он поспешил постучать. — Что там еще? — спросил Сен-Тьерри, нахмурив брови в притворном раздражении. — Ну да, вы же дежурите эту неделю. Увольнение для бригады на спектакль? Вы его не заслужили. А что, вы действительно собрались на спектакль? — И подмигнув остальным офицерам, добавил: — Ладно, давайте сюда! И поскольку он был в хорошем настроении, то одним махом подписал все бумаги. Остальные лейтенанты демонстративно не замечали курсанта. Однако смеяться стали чуть потише. Фуа вернул Сен-Тьерри монокль, с помощью которого собирался «показать» одного из старых командиров, а младший лейтенант де Луан перестал бить на стене мух кончиком хлыста. Но все продолжали делиться воспоминаниями о Школе. — А вот Пайен… — говорил Флатте, лейтенант в белых гетрах, — что он там за историю рассказывал о своих старых добрых временах? — Историю о кепи Галифе? Лервье-Марэ, вам тоже стоит послушать, — сказал Сен-Тьерри. — Вы знаете, кто такой Галифе? — Да, господин лейтенант, мой дядя был с ним знаком. — Это большая честь для вашего дядюшки! — заметил лейтенант Фуа. И он рассказал один из анекдотов, призванных проиллюстрировать пресловутый «кавалерийский дух», о котором все говорили, но никто не мог дать точного определения. — Это было в семидесятом году то ли в Седане, то ли в окрестностях. Ни у кого не вызывало сомнений, что назавтра придется капитулировать. В течение двух часов билась уже только кавалерия, и ее крушили эскадрон за эскадроном. Вдруг генерала, который командовал атакой, убило ядром, сбросив с лошади. Его кепи покатилось по земле. Тогда маркиз Галифе, который ехал позади, на всем скаку подцепил кепи генерала копьем, сбросил свое полковничье кепи и, надев генеральское, крикнул: «В атаку!» Он сам себя произвел в генералы на поле боя. Можете говорить что угодно, но, черт побери, какая хватка была у людей в те годы! — Ха! А вы что об этом думаете, Лервье-Марэ? — спросил Сен-Тьерри. — И заметьте, ему не нужна была никакая протекция! — А! Вот уж точно! — вскричал Фуа. — Так это вы так обходительны со старшими офицерами? Командование о вас говорит. Кажется, ваш дядюшка… А кстати, кто он, ваш дядюшка? — Он был военным министром, господин лейтенант, — ответил Лервье-Марэ, не почувствовав при этом привычной гордости. — Как долго? Двадцать четыре часа? — спросил де Луан. |