Онлайн книга «Как творить историю»
|
Глодер лежал на спине, незрячие глаза его смотрели на восходящее солнце, слоновой кости шея была разорвана, алые лужи застуденевшей крови стояли на кителе, точно застывшие озерца лавы. В метре примерно от его отброшенной в сторону руки возвышался великолепный парадный Pickelhaube полковника Максимилиана Балиганда – шпицем вверх, как если б он все еще украшал голову зарытого в землю полковника. С одного плеча Руди свисал – небрежно, по-гусарски, – обеденный китель французского бригадира. Внимание Ганса привлекло какое-то движение на переднем плане. От немецких окопов к телу медленно, сантиметр за сантиметром, по-пластунски полз человек. – Мой бог, – прошептал Ганс. – Там Ади! – Где? Ганс отдал бинокль Эрнсту: – Проклятье, если мы попробуем прикрыть Ади огнем, французы его мигом засекут. Спускайся. Воспользуемся перископом. Так будет безопаснее. В течение двадцати минут они, безмолвно молясь, следили, как Ади приближается к проволочному заграждению. – Осторожнее, Ади! – шептал сам себе Ганс. – Zoll für Zoll, mein Kamerad. [72] Ади пополз вдоль главного витка проволоки, отделявшей его от Руди, и полз, пока не достиг участка, помеченного крошечными клочками ткани, – тайного прохода, оставшегося после саперов. Благополучно миновав его, он возобновил пластунское продвижение к трупу. Как только он доберется туда… – Что теперь? – спросил Эрнст. – Дым! – ответил Ганс. – Раз он уже там, мы можем поставить дымовую завесу между ним и передовой врага. Скорее! Эрнст завопил, требуя дымовых ракетниц, Ганс между тем продолжал наблюдение. Лежавший ничком Ади, похоже, вслепую ощупывал раны на спине Руди. – Что он делает? – Не знаю. – Может быть, Руди не мертв! – Разумеется, мертв, ты глаза его видел? – Тогда что же делает Ади? Этого Ганс разобрать не мог – Ади, поднявшись на четвереньки, загородил от него тело. – Иисусе, да ляг же ты, полоумный! – прошептал Ганс. И Ади, точно услышав его, снова вжался в землю близ трупа Глодера, став таким же неподвижным, как тот. – Мой бог! Его подстрелили? – Мы бы услышали выстрел. – Ну, значит, нервы сдали! До сознания Ганса дошел нараставший в окопе шум. Он оторвался от перископа, огляделся. Поднятый Эрнстом крик собрал в окоп с десяток мужчин. Да нет, не мужчин. По большей части юнцов. Одни притащили с собой перископы и описывали, с дурацкими комментариями, каждую подробность наблюдаемой ими картины. Другие таращили большие, испуганные глаза на Ганса. – Почему он не двигается? Обмер? Перетрусил? Зрелище оцепеневшего на ничейной земле солдата было для всех привычным. Бежит человек, бежит, виляя из стороны в сторону, а через минуту он уже неподвижен, как изваяние. – Только не Ади, – бодро, насколько мог, ответил Ганс. – Он собирается с силами для обратного броска, вот и все. И Ганс опять припал к окулярам. По-прежнему никакого движения. – Всем, у кого есть дымовая ракетница, приготовиться! – крикнул он Полдесятка солдат вскарабкалось по лестницам, на ковбойский манер держа ракетницы на плечах, дулами назад. Ганс, прежде чем снова приникнуть к окулярам, послюнил палец и проверил, куда дует ветер. Внезапно, без всякого предупреждения, Ади вскочил лицом к врагу, подцепил руками Руди и задом поволок тело к немецким окопам, попрыгивая на полусогнутых ногах, точно танцующий казак. – Давай! – крикнул Ганс. – Огонь! Стрелять повыше, на пять минут влево! Ракетницы захлопали, будто вежливо аплодирующая публика. Ганс смотрел на Ади: дымовые шашки падали, перелетая его, и занавес густого дыма вставал, уплотняясь, медленно колыхаясь на ветру, между ним и передовой французов. Ади, кренясь, продвигался к своим, без остановок, без единого взгляда за спину. Возможно, он и рассчитывал на дымовую завесу, подумал Ганс. Верил, что мы поймем, как поступить. А возможно, рискнул бы в любом случае. Ганс всегда считал Ади храбрецом, однако и предположить не мог, что в нем кроется такая животная сила. – Какого дьявола тут происходит? – В окоп вступил майор Эккерт, усы его подергивались. – Кто приказал поставить дымовую завесу? Молодой франконец четко отсалютовал ему: – Это ефрейтор Гитлер, сударь. – Гитлер? А кто разрешил ему отдавать такого рода приказы? – Да нет, сударь. Это не его приказ, сударь. Он там, снаружи, сударь. На Niemandsland. [73] Вытаскивает тело капитана Глодера, сударь. – Глодера? Капитан Глодер убит? Как? Что? – Он отправился этой ночью за шлемом полковника Балиганда, сударь. – Шлемом полковника Балиганда? Вы пьяны, милейший? – Никак нет, герр майор. Француз, должно быть, захватил его в четверг, когда напал на наши позиции, сударь. Гауптман Глодер пошел, чтобы забрать шлем. И забрал, да еще и обеденный китель их бригадира прихватил. А после его, должно быть, снял снайпер, сударь. – Боже милостивый! – Сударь, так точно, сударь. И теперь ефрейтор Гитлер вытаскивает тело, сударь. А штабс-ефрейтор Менд приказал прикрыть его дымом. – Это правда, Менд? Менд вытянулся по стойке «смирно»: – Так точно, сударь. Я счел это наилучшим образом действий. – Но, проклятье, француз может решить, что мы его атакуем. Слишком ошеломленный и напуганный, чтобы ясно думать, Менд все же нашелся с ответом: – С вашего дозволения, герр майор, от этого никому никакого вреда не будет. Franzmann [74] израсходует несколько тысяч ценных патронов, только и всего. – Ну, знаете ли, все это полное безобразие. По крайней мере, не такое, как ты, дерьмоголовый школьный учитель, успел подумать Менд, прежде чем предаться размышлениям более грустного толка. – И где же сейчас Гитлер? Шмидт, не отрываясь от бинокля, пролаял в ответ: – У проволоки, сударь! Сударь, с ним все в порядке, сударь! Он отыскал проход. Тело при нем. И каска, сударь! Каска тоже при нем! Солдаты восторженно взревели, и даже майор Эккерт позволил себе улыбнуться. Ганс в недоуменном смятении повторял и повторял про себя: «Эккерт до этой самой минуты ничего не знал. Эккерт ничего не знал! Ади не говорил вчера с Эккертом о шлеме Полковника. Ади не просил разрешения на вылазку. Но ведь он же сказал мне и Руди, что просил. Почему же Ади солгал?» |