Книга Секретная битва, страница 64 – Андрей Семенов

— Ну, зачем же так грустно? Вы могли бы преподавать, например, в Берне. Это совсем недалеко отсюда, каких-то триста километров.

— В Берне?! — насмешливо переспросил Рикард. — После Гейдельберга мне преподавать в Берне? Скажите уж лучше — учительствовать в школе. По крайней мере, мои ученики будут хорошо знать никому не нужную физику. Берите вот эти книги и помогите мне донести их до машины.

Штейн с готовностью подхватил две довольно объемистые пачки книг, перевязанных тесьмой, и последовал за профессором к его машине.

— Вы знаете, что такое Гейдельберг? — спросил профессор через пять минут, захлопывая багажник, куда они уложили все эвакуированное имущество.

Не дожидаясь ответа, он продолжил:

— Гейдельберг — это сильнейшая научная школа в Европе, а может, и в мире! Сорбонна и Оксфорд — просто подготовительные классы по сравнению с Гейдельбергом! С четырнадцатого века на этом самом месте трудились и мыслили лучшие умы тогдашней науки! Какие имена! Это же люди, двинувшие нашу цивилизацию вперед, от мрака невежества к высокой культуре. Вы только представьте себе, целых шестьсот лет ушло на становление гейдельбергской научной школы, и вот теперь, при Гитлере, эта школа разваливается.

— А вы не любите Гитлера?

— Это провокационный вопрос, молодой человек! Откуда я знаю, что вы не из гестапо? Я просто обожаю нашего дорогого фюрера. Я не устаю им восторгаться! Я все ладони отбил, аплодируя ему! Так и передайте тем, кто вас ко мне подослал.

— А если я не из гестапо?

— Да? А откуда же вы? Из соседней организации?

— Я же сказал вам, что приехал из-за границы. Из Норвегии.

— Ну, сказали тоже, — разочарованно протянул профессор. — Какая же Норвегия «заграница»?

— Действительно, я приехал из Норвегии, но разыскать вас меня просили мои американские друзья.

— Американские? — насторожился Рикард.

— А что вас удивляет? Ваши работы опубликованы во всем мире. Ваше имя известно не только в Германии, но и за океаном. Мне кажется, я прибыл как раз вовремя, чтобы успеть первым сделать вам предложение.

— Какое?

— Если вам так претит преподавание в Берне, то что вы скажете, допустим, о Гарварде?

— Не знаю. Я ни разу не был в Америке, хотя лет десять назад встречался с американскими коллегами на симпозиумах по моей тематике.

— По ядерной физике?

— Именно по ней. И американцы не произвели на меня хорошего впечатления. Они совсем не понимают того, над чем работают и что является предметом их исследования.

— Я не берусь с вами спорить, профессор, но за десять лет американцы сильно ушли вперед. Недаром же именно к ним уехал Эйнштейн.

— Эйнштейн для меня не авторитет. Да, он создал замечательную теорию относительности, опираясь на которую можно рассматривать процессы, происходящие в ядре, но он не объяснил сути самих этих процессов!

— А кто-нибудь объяснил?

— Послушайте, молодой человек, вы хотя бы представляете, о чем ведете речь? Ведь познание тайн атомного ядра можно сравнить с сотворением мира. В нашем мире все создано из атомов, и человек, который сможет управлять процессами на ядерном уровне, станет подобен Богу, сотворившему этот мир. Он станет владеть миром.

— И вы в это верите?

— А почему нет?

— А какое прикладное значение это может иметь? Что смогут изобрести новые Эдисоны и Беллы, зная, тайны ядра?

Выражение слабой догадки промелькнуло на лице профессора.

— Послушайте, молодой человек! Я не ошибусь, если предположу, что по образованию вы не физик и в вопросах физики вообще и ядерной физики в частности вы полный профан?

— Абсолютный! — с готовностью признал Штейн. — Поэтому мне так и интересна эта тема. Именно как дилетанту.

— Тогда как дилетанту я вам в двух словах попробую объяснить то, на что ученым требуются целые тома. Все дело в том, что при распаде атома выделяется сумасшедшее количество энергии. Энергии от распада одного атома, разумеется, не хватит даже для того, чтобы обжечь вам руки, но если одновременно в одном месте распадаются миллиарды миллиардов атомов, то получается Солнце. Садитесь в машину.

— Солнце? — Штейн сел рядом с Рикардом на переднее сиденье.

— Солнце, — подтвердил профессор и завел мотор. — Заурядная звезда пятой астрономической величины.

Штейну стало неловко за Солнце.

— А вы, профессор, следует полагать, звезда первой величины?

Рикард не отреагировал на колкость.

— Сравните для примера Солнце с Фомальгаутом из созвездия Южной Рыбы или со звездой Ахернар — альфой Эридана. У них светимость в шестнадцать раз ярче солнечной, они вдвое тяжелее солнца и вдвое шире его в диаметре. К счастью для нашей цивилизации, эти звезды находятся на расстоянии миллионов световых лет от нашей галактики, иначе они выжгли бы на Земле все живое.

Машина плавно тронулась.

— А что касается вашего ядовитого замечания относительно моей звездной величины…

— Извините меня, профессор, — Штейну стало неловко за вырвавшуюся у него резкость.

— Так вот что я вам скажу, — Рикард не обратил на извинение никакого внимания. — До войны и до того, как мне пришлось свернуть свои исследования, я считался одним из ведущих мировых специалистов по атомной тематике. Я не знаю, кто вас прислал ко мне. Но я видел американцев и разговаривал с ними. Если сказать вам, что я о них невысокого мнения как об ученых, — это ничего не сказать. Любой студент, который писал у меня дипломную работу, разбирается в ядерной физике лучше десятка американских докторов и профессоров. Меня семь лет не выпускали за рубеж. Семь лет я варился в собственном соку. Допускаю, что за это время американцы могли дойти до понимания кое-каких вещей, но настоящих прорывов ожидать от них трудно.

— Почему?

— Я же объяснял вам. Американцы — слишком молодая нация. Нет устоявшихся традиций. Гейдельбергской научной школе — шестьсот лет. Гейдельбергский университет был основан за сто лет до открытия Америки Колумбом. Да будет вам известно, молодой человек, что до прихода Гитлера к власти и даже после его прихода больше половины всех серьезных публикаций на атомную тематику во всем мире приходилось на долю ученых именно нашего университета. Мы дальше всех в мире продвинулись в исследованиях атомного ядра. Еще совсем недавно, каких-то лет шесть-семь назад, мы опережали Америку лет на двадцать в этом вопросе.

— И что же отбросило вас назад?

Рикард убрал одну руку с руля и потер подбородок, обдумывая ответ.

— Непонимание руководителей партии и государства сути наших исследований и полное их невежество относительно перспектив, которые открывает перед человечеством ядерная физика. Если архитектор построит ДОТ, то им понятно — вот стоит ДОТ. В нем можно укрыть пехоту и отражать атаки противника. Если инженер изобретет танк или подводную лодку, то им снова все понятно. Танк ползет по полю боя и стреляет из пушки, подводная лодка скрытно подбирается к вражескому кораблю на дальность выстрела торпеды и топит этот корабль. Но это — понимание младшего школьника! Ведь ни у кого из руководителей Рейха нет высшего образования! Ни у Гитлера, ни у Геринга, ни у Гиммлера. У них у всех кругозор питекантропов. Питекантроп пользуется силой своих мышц. Он в состоянии убить мамонта и принести мясо в пещеру, чтобы накормить своих детенышей и самку. Но ему в голову не может прийти, что животных можно одомашнить и тогда у него постоянно будет молоко и мясо.