
Онлайн книга «День без вранья»
– Кажется, да. А что? – Сколько? – Я не считала. – А ты посчитай. – Сейчас? – Да. Сейчас. Я тебе помогу: первый муж, второй муж, я… А еще? Люля окончательно вынырнула из сна: – Первый муж был не первый. И второй не второй. – Значит, ты им изменяла? – Кому? – И первому и второму. – Я не изменяла. Я искала. Тебя. И нашла. – А теперь ты будешь изменять мне? – Нет. Я хочу красивую семью. Все в одном месте. – Что это значит? – То, что раньше мне нравилось с одним спать, с другим разговаривать, с третьим тратить деньги. А с тобой – все в одном месте: спать, и разговаривать, и тратить деньги. Мне больше никто не нужен. Месяцев поверил. – Ты меня любишь? – спросил он. – Люблю. Но нам будут мешать. – Кто? – Твой круг. – Мой круг… – усмехнулся Месяцев. – Мой отец был алкаш, а мама уборщица в магазине. Ей давали еду. Жалели. – А я администратор в гостинице. Было время, когда койка стоила три рубля, со мной десять. – Не понял, – отозвался Месяцев. – Надо было есть, одеваться, выглядеть. Что ж тут непонятного? Месяцев долго молчал. – Почему ты молчишь? – встревожилась Люля. – Вспоминаю: «Ворами, блядями, авантюристами, но только вместе». Откуда это? – Не помню, – задумчиво отозвалась Люля. С неба продолжало сыпать. Но оттого, что где-то сыро и холодно, а у тебя в доме сухо и тепло… Он обнял Люлю. – Поиграй на мне, – сказала она. – Я так люблю твои руки… Он стал нажимать на ее клавиши. Она звучала, как дорогой рояль. А композитор кто? Любовь, страсть, тишина. И снежная крупа, которая сыпала, сыпала, сыпала с неба. Врач Тимофеев был занят. Он так и сказал: – Я занят. Подождите. Месяцев ходил возле кабинета. Прошло десять минут. Когда ждешь, то десять минут – это долго. Совковые дела, совковые врачи. Для них люди – мусор. Кто бы ни был. Пришел – значит, зависишь. А зависишь – сиди и жди. Прошло еще десять минут. Месяцев понял, что это неспроста. Алику не дают освобождение. Что-то сорвалось. И теперь Алика заберут в Армию. В горячую точку. И вернут в цинковом гробу. Из кабинета вышла женщина в белом халате. Как-то не просто глянула на Месяцева, будто что-то знала. – Войдите, – сухо пригласила она. У Месяцева все остановилось внутри. Он уже не сомневался в плохом исходе. И деньги не помогут, хотя он готов был платить любые деньги. Тимофеев сидел за столом в высоком колпаке, как булочник. – Ваш сын не пригоден к службе в Армии, – сообщил он. Месяцев молчал. Привыкал к счастливому повороту событий. – Спасибо… – растерянно проговорил он. – Очень хорошо. – Нет. Не хорошо. Ваш сын болен, и его надо лечить. И ставить на учет. – Куда? – не понял Месяцев. – В ПНД. Психо-неврологический диспансер. Такие больные стоят на учете. – Зачем? – Это нужно для общества. И для него самого. Если ваш сын совершит преступление, то его посадят не в тюрьму, а в больницу. – Что вы такое говорите? – оторопел Месяцев. – Военно-психиатрическая экспертиза определила диагноз: шизофрения, гебоидная симптоматика. Месяцев ощутил: что-то надвигается. Беда грохочет колесами, как поезд вдалеке. – Что это за симптоматика? – спросил он. – Склонность к мерзким выходкам, пренебрежение любой моралью, крайний эгоцентризм, специфическое мировоззрение… – Но таких людей сколько угодно, – резонно возразил Месяцев. – Есть здоровые эгоцентристы, а есть больные. Ваш сын болен. У него разрушены связи с окружающим миром. – А отчего это бывает? – Шизофрения – наследственное заболевание. У вас по мужской линии были душевнобольные? – Сумасшедших не было. А алкоголик был, – хмуро сказал Месяцев. – Ну вот. Алкоголизм – тоже душевное заболевание. – Это лечится? – тихо спросил Месяцев. – Малые нейролептики. Корректируют поведение. Но вообще это не лечится. – Почему? – Метафизическая интоксикация. Знакомый психоаналитик открыл частный кабинет и брал за прием большие деньги. Месяцева он принял без очереди. – Шизофрения – это болезнь яркого воображения, – объяснил он. – Ты думаешь, ты нормальный? Или я? Почти все гении были шизофреники. Эдгар По, Сальвадор Дали, Модильяни, Врубель, Эйнштейн… – Наверное, есть больные гении, а есть здоровые… – Гений – уже не норма. Норма – это заурядность. – Врач сказал, что у него разрушены связи с окружающим миром. И мне самому так кажется, – сознался Месяцев. – Значит, будет жить с разрушенными связями. – А это можно лечить? – Можно. Но не нужно. Не надо вторгаться в святая святых. В человеческую личность. – А какие перспективы? Что бывает с возрастом? – Деградация личности минимальная. Сейчас это неприятный юноша, потом будет неприятный старик. – И все? – И все. – Но его освободили от Армии, – насторожился Месяцев. – В Армии сколько угодно психически неполноценных. Просто их не проверяют. А ты положил в больницу. Ты мог и не знать. Похоже, поезд беды прогрохотал мимо. Опалил тяжким гулом, но не задел. Не задавил. Мимо. Месяцев вытащил из кармана стодолларовую купюру и положил перед врачом. – Жертвоприношение, – объяснил он. – Ну зачем? – застеснялся психоаналитик, но настроение у него не ухудшилось. Месяцев тронул машину. Увидел себя возле своего старого дома. Сработал стереотип. Он слишком долго возвращался к этому дому из любой точки земного шара. У подъезда стояла Аня. – Ты пришла или уходишь? – спросил Месяцев. – Ухожу. Я привозила им картошку. – Почему ты? – Потому что больше некому. – А Юра на что? Аня не ответила. Наступило тяжелое молчание. |