Онлайн книга «День без вранья»
|
На Люле был розовый костюм, купленный в последней поездке, розовый лак на ногтях и розовая поблескивающая помада. Люля была вся розовая и поблескивающая, как леденец. Ее хотелось лизнуть. Там же раздевался некий Шапиро, известный ученый-физик, светский человек. Он катался на горных лыжах, обожал красивых женщин, не пропускал ни одной премьеры, и было непонятно, когда он работает. Физик поверхностно поздоровался с Люлей. Люля ответила, глядя чуть выше лба, и Месяцев понял: они знакомы. Были знакомы. А скорее всего, были близки, отсюда этот заговорщический общий не-взгляд. Люля как бы послала сигнал: внимание, опасно… Он: вижу, вижу, не бойся, не выдам… Сели в партер. Месяцев оглянулся. Ему вдруг показалось: весь зал спал с Люлей. Все мужчины. И те, кто с женами, и солдаты с девушками, и толстый негр. «Какой же я дурак», – подумал Месяцев. Пьеса была хорошая, и артисты играли хорошо, но Месяцев думал только одно: «Какой же я дурак…» В антракте он сказал: – Я поеду домой, а ты как хочешь. Люля пошла следом. Молча оделись. Молча сели в машину. Месяцев обдумал план ухода: необходимые ноты, бумаги он заберет сейчас. А за роялем можно будет прислать позже. Такелажники удивятся, но поймут. А может, и не удивятся. Какая им разница. Им лишь бы платили деньги, и больше ничего. Можно, конечно, объясниться с Люлей, но что он может ей сказать? Какой же я дурак… А при чем тут она? Он – дурак. А она какая была, такая и осталась. Месяцев решил обойтись без выяснений. Не упрекать, не задавать вопросов. И тут же спросил: – Он был твой любовник? – Кто? – не поняла Люля. – Ну, этот… – Месяцев вдруг забыл его фамилию. – Был, – сказала она. – Ты его любила? – Какое-то время. – Ты всех любила, с кем спала? – А что тебя удивляет? Спать без любви вообще безнравственно. По-моему… – Значит, это правда? – Что? – Люля – это понятие. Это образ жизни. – Сколько лет было твоей жене, когда вы встретились? – Шестнадцать. – А мне тридцать четыре. Я ведь не могла сидеть сжав колени. Я искала. – И нашла. Дурака. Какой же я дурак… Люля молчала. – Я переоценил свои возможности. Я не могу жить с женщиной, с которой переспал весь город. Я ухожу. Месяцев свернул во двор, остановил машину. Он не мог дальше ехать. Люля заплакала. – Я все тебе оставлю. Только рояль заберу. Люля продолжала плакать. Она снимала со щек слезы и смотрела на пальцы. – Ну что ты плачешь? – Месяцев чувствовал свое сердце. – Мне страшно… – проговорила Люля. – Что-то случится… Что-то случится, и все кончится. Я не вынесу. Месяцев обнял ее, розовую, чистую, желанную. Люлин каблук попал на гудок. Машина гуднула, как олень в лесу. Трубный зов пронзил московский дворик. Ночью поднялся ветер. Деревья шумели с такой силой, будто начался ливень. Но ливня не было. Просто шумели деревья. Ирина встала. Набрала номер. Занято. Она позвонила Зине, которая жила в соседней квартире через стенку с Аликом. Зина – свой человек. Бесхитростно сообщала, когда за стеной драка… Когда приходила милиция… У Зины рос свой Алеша, и тоже без отца. Это их объединяло: женское одиночество и материнская тревога. А все остальное на этом фоне казалось несущественным. – Зина, я вас очень прошу… Позвоните в дверь к Алику, – попросила Ирина. – А сколько времени? – хрипло спросила Зина. – Я не знаю. – Сейчас, – сказала Зина, помолчав. Ирина ждала. Время остановилось. – Никто не открывает, – отозвалась Зина. – Странно… Телефон занят, а никого нет. – Трубку плохо положили, – объяснила Зина. Ирина ухватилась за эту мысль. Алик не открывает, потому что он не один. Так уже бывало. А занято потому, что неплотно положена трубка. Ирина уснула, и ей приснился Алик. Он прошел мимо нее не видя. Не то чтобы не замечал. Не видел, как будто находился в другом измерении. Ирина встала. Оделась. Лифт не работал, и она пошла пешком. Дверь была закрыта. Она позвонила. Постучала. Еще раз позвонила долгим, непрекращающимся звонком. Приложила ухо к двери. Тихо. Позвонила в соседнюю дверь. К Зине. Там долго шаркали, потом возникла заспанная Зина. – Можно я воспользуюсь вашим балконом? – спросила Ирина. Их квартиры имели общий балкон, разделенный перегородкой. Зина соображала, должно быть, просыпалась. – Сейчас я Алешу попрошу, – отозвалась Зина и пошла в глубину квартиры. Алеша, пятнадцатилетний мальчик, встал и вышел на балкон. Серый рассвет был похож на сумерки. Алеша отметил, что переход от света к тьме и, наоборот, от тьмы к свету выглядит одинаково. Алеша понял свою задачу и знал, как это сделать. Он легко перекинул себя через балконную перегородку и оказался против двери Алика. Балконная дверь закрыта. Алеша ударил по стеклу. Образовалась дыра с рваными краями. – Осторожно, – попросила Зина. – Идите на лестницу, – предложил Алеша. – Я открою вам дверь изнутри. Зина и Ирина вышли на лестничную площадку. Ждали. Дверь открылась. Ирина первой вошла в квартиру. Мертвый Алик лежал в прихожей. Над ним висела трубка. Зина прошла в комнату. В кресле сидел Андрей – красивый. И мертвый. Ирина не шелохнулась. Стояла и смотрела. – Надо вызвать «скорую», – сказала Зина. Машина приехала очень быстро. Должно быть, ночью вызовов мало и дороги свободны. Мальчиков забрали в морг. – Передозировали наркотики, – сказал врач. – Это, к сожалению, бывает очень часто. – Бедная мать… – проговорила Зина. – Бедный Алик, – поправил Алеша. – Алику уже все равно, – заметил врач. Врач привык к смертям. Смерть входила в профессию или, как сейчас говорят, в бизнес. Значит, смерть входила в бизнес. Хоронили через два дня. Похоронами занималась Люля, потому что больше оказалось некому. Ирина лежала как неодушевленный предмет. От нее не отходил врач. Лидия Георгиевна продолжала смотреть в свою точку. Ани не было в Москве. Они с Юрой уехали на Кипр. Сейчас все ездили на Кипр. У Люли оказался знакомый священник. Алика отпевали по русскому обычаю. |