Книга Орден Последней Надежды. Книга 3. Французский дьявол, страница 50 – Андрей Родионов

На третий день мне удалось добиться, чтобы помощником ко мне приставили того самого монаха — цистерцианца, который ухаживал за мной, пока я лежал без сознания. Во-первых, земля — она круглая, и за добро следует воздавать добром, а во-вторых, вытащить хоть одного человека из душного и тесного трюма — это уже маленькая победа.

В тот момент я еще не знал, что наша встреча круто изменит мою жизнь, но не стоит забегать вперед, расскажу все по порядку.

Брат Иосиф с легкостью заменил медбрата-сарацина. Монахам и священникам привычно ухаживать за хворыми и израненными, ведь в аббатства и монастыри часто привозят жертв разбойничьих нападений, подобранных на дорогах. А куда еще, собственно, деть человека, если тот заболел вдали от дома, а до муниципальной медицины еще не додумались? Много облыжного говорят о монахах, мол, и пьяницы они, и чревоугодники, и даже развратники, но никто еще не пожаловался на то, что они отказали в помощи больному.

Вдобавок, признаюсь честно, мне хотелось повнимательнее присмотреться к этому цистерцианцу. Было в нем что-то необычное и даже тревожащее. Гордая осанка, твердая линия рта, острый пронизывающий взгляд, сухие жилистые руки, текучая точность движений. Пару раз у меня возникало твердое ощущение, что монах вовсе не тот, за кого себя выдает. Говорят, два вора в толпе всегда заметят друг друга, вот так и я отчего-то чувствовал в нем родственную душу, подобного мне специалиста по тайным операциям. Интуиция сработала? Возможно, отчего бы и нет.

Как бы там ни было, я решил держать брата Иосифа при себе, а при первом же удобном случае постараться припереть его к стенке и заставить раскрыться. Но повод для разговора по душам все не подворачивался, монах вел себя абсолютно естественно и большую часть времени, свободного от оказания помощи раненым и больным, проводил в молитвах.

Капитан в конце концов разрешил мне оказывать помощь пленникам, запертым в трюме, но только после того, как я закончу помогать сарацинам.

Как ни старался капитан галеры догнать остальные корабли пиратской эскадры, ничего у него так и не вышло. Напрасно широкий парус, поднятый на единственной мачте корабля, ловил свежий ветер. Зря ярились и щелкали плетьми-девятихвостками надсмотрщики, заставляя гребцов быстрее ворочать тяжеленными веслами, тщетно пыхтели барабанщики, выбивая четкий ритм. Впередсмотрящий безостановочно крутил головой, козырьком приложив пальцы к глазам, но ничего утешительного он не замечал.

На шестой день плавания сарацинам удалось захватить двухмачтовое торговое судно из Генуи, и капитан немедленно распорядился перегрузить на него пленных англичан и часть матросов. Нас с братом Иосифом он оставил на «Клинке Аллаха», и отныне я заботился только об экипаже пиратской галеры.

На восьмой день плавания поднялся сильный попутный ветер, широкий парус галеры вздулся, энергично подталкивая судно вперед, гребцы бездельничали, подняв весла вверх. Я освободился рано, судя по солнцу, ползущему вверх, не было еще и десяти часов.

Вместе с братом Иосифом мы стояли на корме, ярдах в пяти от сосредоточенного рулевого, и с тоской глядели в морскую даль, рассуждая об ожидающих нас перспективах.

— С пленными англичанами сарацины поступят просто, — задумчиво произнес монах. — Девочек и женщин, разумеется, продадут в гаремы. Для чего еще они могут сгодиться?

— А как поступят с мужчинами? — поинтересовался я.

— С дворян возьмут выкуп через посредников. Тех из купцов, что смогут за себя заплатить, тоже отпустят. Ну а ремесленников продадут в рабство, тут без вариантов.

— А что ожидает служителей церкви? — спросил я с самым наивным видом, какой только сумел изобразить.

Помолчав, брат Иосиф без особой уверенности ответил:

— Вообще-то каждый корабль, возвращающийся с набега, должен встречать мой собрат по ордену. А еще цистерцианцы часто посещают аукционы по продаже рабов, специально для того, чтобы выкупать несчастных вроде меня.

Монах так тяжело вздохнул, что я невольно поджал губы. Похоже, не так уж и сильно он верит в то, что его спасут. Мало ли галер возвращается с добычей, что, если именно в этот момент в порту не будет дежурить его собрат по ордену? А если он заболеет или будет занят неотложными делами? Да и хватит ли у него денег на выкуп монаха? Или двух монахов…

Даже после простой прикидки вариантов мне стало ясно, что рассчитывать я могу только на себя. Опустив голову, я отвернулся от собеседника.

— Что произошло, отчего ты ходишь как в воду опущенный? — тихо спросил брат Иосиф.

— Наш капитан хочет оставить меня у себя в качестве, как он выразился, личного лекаря, — помолчав, признался я.

— Ну и что тут плохого? — поднял брови монах и, пожав плечами, рассудительно добавил: — Твоей участи могли бы позавидовать весьма и весьма многие пленники.

Пряча глаза, я ответил, буквально выдавливая из себя каждое слово:

— Не только в качестве врача, но и в качестве евнуха, чтобы я помогал обслуживать его многочисленный гарем. А если у меня будет хорошо получаться, Абу-Абдаллах обещал подарить меня какому-нибудь высокопоставленному вельможе!

— Неплохая карьера тебя ожидает, — развеселился брат Иосиф. Оглядев меня с видом завзятого конского барышника, рассудительно добавил, пряча улыбку: — Парень ты видный, евнух выйдет на загляденье!

— Это невозможно! — сказал я твердо, а пальцы сами сжались в кулаки. — Я обязательно должен вернуться во Францию, и чем раньше, тем лучше. Все дело в том… — я замешкался было, но тут же добавил: — Я послушник Третьего ордена францисканцев.

Да, я раскрылся перед чужим человеком, чего, в принципе, не имел права делать. Никто не должен знать, что я находился в Англии, понимаете, никто! Вот только британцам эта тайна прекрасно известна, а потому не было больше смысла таиться. А самое главное, я очень четко понимал, что самому, без чьей-то помощи мне ни за что не выпутаться из этой переделки. Без знания языка, обычаев и нравов мне суждено провести остаток жизни на положении раба. И даже если рано или поздно я ухитрился бы бежать, доживать свои годы евнухом меня как-то не прельщало. Бр-р-р… и подумать страшно, прямо мороз по коже. Единственный шанс — помощь брата Иосифа, а потому я должен был рассказать ему хотя бы часть правды.

Я глянул ему в лицо. Взор мой прям и открыт, руки слегка приподнял и развернул, чтобы были заметны пустые ладони. Подсознательно эта поза воспринимается собеседником как свидетельство чистоты и искренности твоих намерений. Кое-что знаем, чай, не лыком шиты.

— Не понял, что ты бормочешь, — нахмурился монах. — Чайки так пронзительно кричат, что я ни слова не разберу.

— Я сказал, — выговорил я четко и раздельно, — что принадлежу к Третьему ордену францисканцев. Я послушник аббатства Сен-Венсан, расположенного неподалеку от Блуа, а в Англию был послан инкогнито, для выполнения некой важной миссии. Мне очень нужна ваша помощь!

Помолчав, брат Иосиф уточнил: