Онлайн книга «Варяжский десант»
|
Одурел что-то совсем к концу дня – простейший вариант, а сразу не догнал…» Набрав на штрих-коде точки прибытия сутками ранее текущего времени, Николай запустил систему предстартного тестирования блоков навигации. Внезапно вся консоль вспыхнула красными тревожными лампочками, на главном навигационном экране возникла надпись: «Выбранное Вами перемещение может стать роковым». А ниже менюшка выбора: «Выполнять», «Отменить», «Ввести другие координаты». Да что ж такое?! Почему? Выбрав «Отменить», Николай привел аппаратуру в исходное положение, распахнул люк и задумался, глядя, как прибрежные пальмы лениво смотрятся в зеленое зеркало океана. * * * – Ну ничего, Олена, все… все прошло. Успокоилась, да? Катя, пересевшая на заднее сидение «опеля», утешала Олену, как ребенка, гладила, едва не убаюкивала. Автомобиль медленно катился по старым центральным переулкам – направо, налево, направо – просто так, без цели. – Ты зря так плохо думаешь об отце, – сказал Алексей. – Он может что-то ляпнуть, не догнать, не в масть и не по делу наорать, но он никогда тебя не сдаст, не предаст. Это точно. Я это знаю по себе. – Я знаю! – всхлипнула Олена и вдруг разрыдалась вновь. – Совсем плоха… Ну просто никакая, – констатировала Катя, встретившись со взглядом Алексея в зеркале заднего вида. – Останови, если туалет увидишь. Ее бы умыть холодной водой. Глядишь, успокоится. – Да вот туалет, – кивнул Алеша, останавливая машину. – Пойдем, Олен, умоемся. Вот сюда, ага. Вместе пойдем… Сидевшая на входе в туалет консьержка решительно перегородила им дорогу, а затем, бесцеремонно толкнув Катю в грудь, рявкнула: – А ну пошла отсюда! – В чем дело?! – возмутилась Катерина. – Вы что, с ума сошли? – Давай, катись, гадюка, тварь, шахидка чертова! Только тут Катя вспомнила, как она одета. Сняв паранджу и показав лицо старушке, Катя пояснила извиняющимся голосом: – Вы извините, мы кино там снимаем. Это просто костюм, роль моя. А сама-то я русская. – Ну, успокоила! – ехидно хмыкнула старушка. – Да русские сейчас еще больше взрываются. Лишь бы всего этого не видеть. И как раз, кстати, на пустырях да в пустых туалетах взрываются, чтобы других не задеть. Деликатно. – Шутите? – Какие шутки? Вон, месяц назад две учительницы из Углича приехали, взорвались тут – десять мешков битой кафельной плитки-сантехники я потом вынесла… Неделю разогнуться не могла. – Но зачем они это сделали? – Да чтобы власть услышала. Из Углича – в Москву, а здесь – ба-бах! – В газетах не было, – подозрительно сообщила Катя. – Про это не печатают. Запрещено. Просто в Угличе повысили учителям зарплату на двадцать процентов: была зарплата ноль, а стал теперь тоже ноль, но уже ноль потолще. – Ну, бабушка, нам на пять минут всего, – взмолилась Катя. – А потом, у меня вон, смотрите, никакого пояса нет. Как я взорвусь? – Я не знаю, как ты взорвешься. Это твоя забота, внученька. А моя забота – вниз тебя не пускать! – А если я здесь подорвусь? – Здесь? Здесь взрывайся. Здесь потому что и меня вместе с тобой в клочья разорвет. Ну, значит, убираться тут, штукатурку таскать, после ментов, фээсбэшников полы вытирать – приедут, натопчут, – это уже все другим достанется. Здесь – пожалуйста. А там, я сказала, – не смей! – Да не собираюсь я взрываться, поймите же вы, наконец! Нам только умыться! – О-о-о-о! «Только умыться»! Всего лишь! Да ты знаешь ли, внученька, сколько раз меня уже умывали, умыли?! Уж тысячу раз. И с пенсией, и с льготой, и с квартирой. – Хорошо. Пусть она одна идет, а я здесь ее подожду. – Вот так – пожалуйста! – согласилась старушка-консьержка. – Иди, Олена. Умой лицо как следует! * * * Из умывальной был виден ряд кабинок, почти все свободны – над ручкой зеленая черточка. Только одна кабинка была занята – над ручкой красный флажок. Посмотрев на себя в зеркальце, Олена ужаснулась: ну надо же, как лицо распухло от слез! Ополоснуть лицо не удалось: трубка над умывальником не имела мастерски приделанных к ней привычных белых звездочек, которые нужно было крутить, добиваясь нужной теплоты и силы искусственного родника. Здесь над носиком родника торчала блестящая большая ручка, как у ложки, но покрепче, причем только одна ручка, а не две, вдобавок же еще и без черпала. Вместо того чтобы держать черпало, ручка ложки перерастала в блестящий железный толстый пенек. Из этого же пенька выходил и длинный носик родника. О таком роднике ей никто никогда не говорил. Наверное, надо взяться за этот рычаг и что-то с ним сделать. Но что? Алеша вчера сказал ей: «Не знаешь – не трогай», когда она начала обычной железной вилкой расковыривать электрическую розетку дома, на стене, на кухне, – чтобы дырки в розетке стали побольше и чтобы холодильник тоже смог бы включаться в нее и высасывать из нее «лек-тричество», а не только маленький кухонный телевизор. Алеша сказал «Не знаешь – не трогай» после того, как вилка, которой она ковыряла розетку, вдруг укусила ее, как змея, даже больнее змеи, и обожгла один палец. Не знаешь – не трогай! Олена задумалась – как поступить? – Коля, я умоляю… – вдруг донеслось из запертой кабинки. – Не надо так… Мы так не договаривались… Олена похолодела. – Коля, не делай мне больно. Прошу! Олена стремительно перенеслась из умывальной к запертой кабинке и дернула ручку. Заперто! – Коля, давай еще раз… Давай попробуем начать сначала… Олена легла на пол в метре от кабинки – чтобы змея-соперница не смогла ударить по лицу ногой – и, прижав щеку к полу, заглянула под запертую дверь. – А вот так, Коля, можно, да!.. Мне так приятно это, Николай, ты никогда не сможешь себе представить, что испытывает женщина… Нет, Коля, ты себе не представляешь… Олена увидела в щели под дверью пару женских ног со спущенными на них трусами. Мужских ног она не увидела: в глазах у нее были только женские трусы, трусы расплылись, она потеряла сознание. * * * – Ну, чего-то там твоя застряла… – вздохнула старушка-консьержка. – Сходите, бабушка, посмотрите, – попросила Катя – Она, сестренка моя, очень дикая. Из такой дыры приехала, не приведи господи. – Не могу я тебя тут одну оставить. Я уйду, а ты взорвешься. – Давайте тогда вместе сходим. |