Онлайн книга «Варяжский десант»
|
– Десятки… Нет! Больше сотни! – Они кричат ругательства? – Да. Две валькирии подрались из-за нас. – Мужчин много там? – Я вижу только одного. Он спешит к дерущимся валькириям, машет, приказывает прекратить драку… – Это я слышу. Я просил тебя быть моими глазами, Бард, а не ушами. – Я просто взволнован… – Не удивительно. – Они приготовили нам пир – я вижу легкие столы с тончайшими ножками, сделанные не из дерева, а из металла… думаю, серебра… да нет, серебро бы согнулось… И еще из чего-то белого, блестящего, как лед. Тут хватит места на всех – и на них, и на нас… И на ярлов, и на кэрлов, и даже на трэлов! – Действительно отдельный стол с объедками? – Нет-нет! Везде невиданные, красивейшие блюда! Невиданные ягоды, огромные, листья свежей зелени, разноцветные кружки2 нарезанных овощей… Не знаю, что это за плоды, но это потрясающе выглядит… Встань, посмотри сам. – Я ничего не увижу, Бард. – Почему? – Мои глаза уже давно смотрят внутрь меня. – Внутрь тебя? – В душу. – Ну, понятно… – Бард запнулся, не зная, что и сказать. – Там что-то готовят на огне? – спросил Торхадд, принюхиваясь. – Да! Отдельно жарится мясо. Пятнадцать, нет, двадцать валькирий что-то готовят на удивительных голубых огоньках! А сколько сосудов с напитками стоит на столах, самых разных цветов. Прозрачные и блестящие, искрящиеся кувшины и крынки. И много чар, кувшинов, посуды изо льда – прозрачнейшего, чистейшего льда! Невиданные угощения!.. Не перескажешь! Я и во сне такого не видел, Тархадд! – Чем они вооружены, валькирии? – Ничем! У них нет с собой оружия. – Оружие сложено отдельно? – Да нет, не видно. Луки, стрелы, щиты, мечи – ничего такого… – Большие у валькирий крылья? – У них нет крыльев. – Как же они летают? – Они не летают. Две валькирии сейчас кусаются и выдирают волосы друг другу… Одна валькирия у другой сорвала с головы кожу вместе с волосами, с рыжими волосами, но вместо крови у той, у которой сорвали, на голове сразу выросла новая кожа с еще более красивыми черными волосами! Вот чудо! Теперь они царапаются! – И визжат на разные голоса? – Нет. Они царапаются молча. Визжат другие валькирии. – Я слышу. «Мослом в сопелку ей!», «В торца! Нук, по сопатке!» – Что такое «сопатка», Торхадд? – Колдовство, заклинания… У нас, в Сизых Фьордах, нет этого слова. – «В торца по хрюкалу!» – Это, похоже, совет… – «Ментовская сиповка!» – Скрытые знания доступны валькириям, это уж так! – «Шмач разорви ей!» – Указывает, как поступить в сложном случае, верно? – «Буркалы вырви ей, выбей моргалы!» – Клич боя? На молитву не похоже… – «Сейчас свои гланды проглотит, зассыха!» – Да, мастерицы валькирии: так наговорами и сыплют! – А где же прячутся их мужчины? – Им негде прятаться, здесь все открыто. – А за холмом? – Едва ли, Торхадд. Ведь мы успеем перебить всех женщин, пока мужчины из-за холма добегут сюда! Женский вой разочарования пронесся над побережьем и стих. – Какой скорбный звук… Одна из них погибла, Бард? – Нет. Просто их разняли. А остальные застонали от огорчения. Ведь схватка завершилась, не выявив победившую! * * * Уже подбегая к дерущимся, Аверьянов увидел, как между схватившимися не на шутку Зиной и Галей вклинился небольшой пес, молодой шарпей. Следом за ним к девочкам подскочила интеллигентного вида женщина лет шестидесяти с небольшим и в одно касание раскидала сцепившихся в разные стороны. Раздавшийся стон разочарованных болельщиц был столь громок, что докатился, наверное, до моря Баффина на севере и до мыса Канаверал на юге. Благодарно кивнув миротворщице с собакой, Николай поднял руку, обращаясь ко всем: – Тише! Тишина! Ша! Чтоб этого больше не было! Предупреждаю: при возникновении хотя бы еще одного конфликта контракт будет расторгнут с обеими дерущимися, ругающимися сторонами: разбираться, кто прав, а кто виноват, будете без меня уже, на Тверской. И второе – что касается ругани. Тут везде поставлены лингвистические маяки. В пределах трех километров вокруг вот этого холма – Оленьего Холма – все понимают друг друга независимо от того, кто на каком языке говорит, понятно? – Понятно. – А дальше как? Если четыре километра? – А дальше надо языки учить! Или брать переводчика. – И я добавлю от себя… – выступила пожилая дама, взяв шарпея на руки. – Учтите, девочки, я здесь присутствую. И распоясаться никому не дам. Если хоть одна из вас… то я такую сразу, без раздумья. Чуть что – к себе на родину быстрее собственного визга улетишь. Чтоб женщину СССР вы не позорили! И фермеров не обижать мне, все слыхали? Это ростки нового, плоды возрождения России! – А это все же фермеры? – спросил кто-то из толпы. – Ага, – кивнул Аверьянов. – Специально собирали. В глухих районах дальнего зарубежья. Он уже не помнил, что, кому и зачем он врал. За последние часы его биологического времени ему пришлось выплеснуть из себя такое количество лжи во спасение, откровенной брехни и уклончивой полуправды с существенными недоговорками, что голова шла кругом. – Вы потом поймете, что здесь происходит, – авторитетно сообщила публике пожилая дама. – А пока от вас требуется только одно: не раздражать и не беспокоить. Ведите себя естественно в предложенной ситуации. Верно? – Она повернулась к Аверьянову. – Верно… – растерянно подтвердил Аверьянов, понятия, надо сказать, не имевший о том, что значит «вести себя естественно в предложенной ситуации». Более того, он плохо представлял себе и обратное: как следует вести себя в предложенной ситуации, чтобы получилось в результате неестественно. – Вот и товарищ руководитель это подтвердил! – Дама указала на Николая. – Нельзя забывать, что вы всегда и везде, в любой обстановке, представляете нашу страну – СССР и наш советский образ жизни! – Кто вы? – с удивлением спросил Николай пожилую даму. – Ивона Стефановна, – представилась дама и, вытащив правую руку из-под брюха шарпея, протянула ее Николаю – не по-женски, подставляя тыльную сторону ладони для поцелуя, а по-мужски, как шофер-дальнобойщик. – Прибамбацкая. – Аверьянов. Николай Николаевич. |