Онлайн книга «Лавина»
|
Беспечно улыбаясь и беспечно помахивая Витиным пропуском, я прошла мимо него подпрыгивающей походкой — именно так я прохожу по чужому пропуску, и меня, как правило, не задерживают. Голубоглазый милиционер тоже не задержал меня, он улыбнулся очень хорошо и хорошо посмотрел — так смотрят по весне молодые люди и молодые собаки. Когда я отошла от милиционера на несколько шагов, он почему-то спохватился и позвал меня обратно — возможно, ему скучно было стоять, захотелось пообщаться с представителем творческой интеллигенции. Иных поводов для общения, кроме пропуска, у нас не было, поэтому милиционер сказал: — А ну-ка, разверните… Я развернула пропуск. С маленькой фотокарточки открытым и честным взором смотрел Витя Лапин. Мы с Витей немножко похожи, с той только разницей, что Витя — мужчина, а я — женщина. На фотокарточке эта разница бросалась в глаза. Милиционер поглядел в пропуск, потом очень внимательно на меня, при этом я улыбнулась по-детски искренне и вместе с тем порочно-женственно, как Марина Влади, но на милиционера это не произвело никакого впечатления. Он вдруг вытянулся, окаменел лицом и, глядя куда-то в перспективу, стал звонить по внутреннему телефону. Поговорив по телефону, он положил трубку и коротко предложил: — Пройдемте… «Болван», — подумала я, но ничего не сказала, покорно двинулась следом, не веря ни во что плохое. Меня привели в небольшой кабинет. За столом сидел капитан лет сорока пяти — пятидесяти. В этом возрасте он мог бы иметь больший чин. — Садитесь, — кивнул мне капитан и взял у милиционера Витин пропуск. Я села, положив ногу на ногу, приготовилась ждать. Капитан мельком посмотрел на мои колени. Он ожидал увидеть на коленях юбку, но там были брюки. — У вас отец есть? — неожиданно спросил капитан. — Нет, — сказала я. — А мать? — Есть. В другом городе. — Ну а тут у вас кто-нибудь есть? — Муж. — И он вам разрешает так ходить? — Конечно, — удивилась я. — А что? Капитан расстроенно махнул рукой, стал разглядывать Витин пропуск со всех сторон. — Чей это пропуск? — спросил он. — Лапина, — объяснила я. — Мы вместе работаем. — А твоя как фамилия? — Капитан почему-то перешел на ты, возможно, потому, что муж разрешал мне ходить в брюках. — Монахова. Капитан снял трубку, стал куда-то звонить, устанавливать мою личность. Мою личность он установил моментально, я даже удивилась — как это быстро делается. — Почему ходишь по чужому пропуску? А твой где? — спросил капитан. — У меня нет. — Забыла, что ли… — Нет. — Потеряла? — Я трудовую книжку не оформила. А без трудовой книжки не дают. — Что ж ты до сих пор не оформила? — А зачем мне книжка? — Я не хотела рассказывать про детский сад, который снесли, и про директора, которого повысили. — Как зачем? Для пенсии… — Ну вот, буду я думать о пенсии. — А сколько тебе лет? — Двадцать девять. — Видишь, тридцать лет! — обрадовался капитан. — Заметила, как прошли? — Что? — Тридцать лет. Странный вопрос. Конечно, заметила. Может быть, не все тридцать, но последние пятнадцать заметила наверняка. Я промолчала, капитан понял мое молчание по-своему. — Видишь, не заметила. Еще двадцать пять лет пройдет, тоже не заметишь. Вот тебе и пенсия. Это сейчас кажется, что жизнь не кончится. Еще как кончится! Я снова промолчала. Мне было неинтересно беседовать о бренности собственного бытия, и я торопилась к Карпухину. — Ладно, пиши объяснение, — сказал капитан. — Какое объяснение? — Почему ходишь по чужому пропуску. — Я же сказала… — Сказала, а теперь напиши. Я подвинулась к столу, достала шариковую ручку и написала объяснение. В нем я постаралась нарисовать свой образ в зловещих красках, а Витин — в светлых, пастельных тонах. Капитан прочитал объяснение и сказал: — Ну ладно, иди… — А пропуск? — За пропуском пусть Лапин придет. Выговор ему дадим за передачу документа. — Лучше дайте мне выговор, — попросила я. — Тебе — это уж само собой… Я растерялась, сидела молча. Мой выговор меня не огорчал, но я понимала — что это будет значить для Вити: он просто сойдет с ума и попадет в сумасшедший дом, о котором утром говорила Гальченко. — Я ведь не с какими-то намерениями пришла. Я здесь работаю. — Еще бы ты с намерениями пришла, мы бы тут с тобой не говорили… — Я больше не буду, — пообещала я. — Очень хорошо, — похвалил капитан и спрятал в стол Витин пропуск. — Господи… — расстроилась я. — Ну неужели нельзя поверить? — А чем это ты такая особенная: тебе верить, другим не верить. Тогда давай всем верить, снимем посты, иди кто хочешь. Я молчала. — Знаешь, сколько стоит этот объект? Откуда мне знать… — Не знаешь, — с мрачным удовлетворением сказал капитан. — А кирпичи бы потаскала, так знала б… Я повернулась и пошла. Все было ясно и необратимо. Голубоглазый милиционер стоял на своем посту и улыбался мне оттуда широко и доверчиво. Я хотела свернуть в круглый зал к Карпухину, поскольку я была внутри главного корпуса, но милиционер указал мне на выход. Находиться в главном корпусе без пропуска не разрешалось никому, даже установленной личности. Я вышла на улицу и увидела режиссера программы Карпухина. Отношения у меня с ним четкие и размытые одновременно. Два месяца назад, когда я только поступила на работу, Карпухин попросил меня съездить к автору, которому было заказано шесть серий детектива. На работу автор не выходил, а дома телефона у него не было. Жил этот человек за городом, час сорок в один конец на электричке. По-моему, это была уже не Московская область, а Калининская или Великолукская. Стояла оттепель, что-то среднее между осенью и зимой. Я шла по долинам и холмам, проваливаясь в грязь до половины земного шара. Стучалась в незнакомые дворы. Наконец я нашла нужный дом, но меня не впустили даже за ворота. — Он на работе, — сказала жена, приотворив калитку, и грустно добавила: — Он так плохо себя чувствует… |