Книга Лавина, страница 7 – Виктория Токарева

В этот вечер Надька позвонила в дверь к казахстанским немцам. И попала на праздник. Томас, муж Греты, получил повышение, и это событие решили отметить.

В гостях сидел начальник Томаса — настоящий немец, не казахстанский, а баварский, по имени Райнер. Райнер был ко всем расположен, легко общался, поводя кистью руки. Он был обаятелен, несомненно.

Грета обрадовалась Надьке, поскольку Надька была молодая и красивая, украшала стол, как букет цветов.

Надьку втиснули возле Греты. Было тесно и родственно. И довольно вкусно. Надька расслабилась.

Грета тихо сообщила, что Райнер не женат, но у него есть невеста. Эта невеста живет в другом городе и приезжает раз в неделю на уик-энд, то есть на субботу и воскресенье. В Германии это принято.

Надька, в свою очередь, сообщила Грете, что она поссорилась с мужем и ей негде ночевать.

— Можно, я у тебя переночую? — прямо спросила Надька.

Грета задумалась. Гостевой комнаты у нее не было — значит, Надьку надо класть на кухне, на раскладушке. А завтра мужу рано вставать. И все это — большой напряг.

— А ты попросись к Райнеру, — предложила Грета. — Сегодня как раз понедельник, квартира свободна.

— Но я его не знаю. Попроси ты.

— Это невозможно, — отказалась Грета. — Человек первый раз пришел в гости, и его грузить.

Надька не стала настаивать. Но ночевать ей действительно было негде. Если только в подъезде. Она решила проявить инициативу.

Когда стрелки часов стали сдвигаться к одиннадцати, Райнер поднялся. Вышел в прихожую. Надька выскользнула из-за стола. Она поняла: сейчас или никогда.

— Можно, я у вас переночую? — легко спросила Надька, как о чем-то несущественном.

Это и в самом деле было несущественным. Подумаешь, переночевать… Что случится? Стены обвалятся? Но у Райнера глаза вылезли вперед и округлились, как колеса. Он удивился в высшей степени.

— Мне негде спать, — растолковала Надька.

— Но я не могу…

— Почему? — не поняла Надька.

— Моя невеста не поймет.

— А откуда она узнает?

— От меня.

— А вы не говорите.

— Не могу. У меня нет от нее тайн. Я говорю ей все.

Надька остро позавидовала: надо же… какие отношения. Два человека — как единое целое. Никаких тайн.

Надька пригорюнилась. Ей тоже захотелось такой любви.

— Извините… — Райнер смотрел виновато.

Надька ухватилась за эту виноватость, попробовала нажать еще раз:

— Но я же не с вами лягу. Где-нибудь на диванчике…

— Не могу. Это очень двусмысленная ситуация.

— Одно дело — ситуация, другое дело — человеку негде спать.

Райнер молчал. Надька почувствовала, что он колеблется.

— Я завтра утром встану и уйду, — пообещала Надька. — Как будто меня не было…

— Ну ладно… — сдался Райнер. — Только утром вы уйдете. Я думаю, Сюзи поймет. Все же вы — человек. Не кошка.

Райнер постелил Надьке в кабинете. Портрет Сюзи красовался на книжной полке. Сюзи снисходительно взирала на все происходящее своими голубыми арийскими глазами.

— Можно без пододеяльника, — предложила Надька. Она привыкла покрываться просто пледом.

— Немецкое гостеприимство, — возразил Райнер и стал натягивать простыню на резиночке.

Надька смотрела, как он натягивает — нагибается и разгибается. Райнер был слегка полноват, лицо — интернациональное. Такой тип мог встретиться и в Турции, и в России, и даже в Индии.

Все зависело от костюма и головного убора.

— Ты немец? — спросила Надька.

— Моя мама венгерка.

— А где она? В Венгрии?

— Нет. В Англии.

Вот пожалуйста. Люди мира. Где хотят, там и живут.

— А почему ты не в Англии?

— Я здесь работаю.

Значит, живут там, где работают. А русские живут там, где их дом.

Надька смотрела, как он натягивает яркий пододеяльник. Райнер ей не особенно нравился. Но у нее не было выбора. Надо зацепиться любой ценой, чтобы легализовать свою жизнь в Германии. А там будет видно. Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Вся жизнь впереди, только хвост позади.

Среди ночи Надька легла к Райнеру. Проявила инициативу.

Райнер был смущен, однако не возражал. Выжидал. Надька поиграла на его теле, как на пианино, нажимая нужные клавиши. Получился потрясающий аккорд. Эта симфония гремела пять дней, с понедельника по пятницу. А в пятницу вечером Сюзи получила телефонный звонок от Райнера с просьбой не приезжать. У Райнера произошло перемещение интересов. «Любовь поцвела, поцвела — и скукожилась».

Сюзи порывалась приехать, поговорить. Но о чем говорить? Разве не ясно?

Трубку снимала Надька и своим красивым голосом советовала больше не звонить.

Сюзи все-таки дозвонилась к Райнеру на работу. Райнер сказал странную фразу: разбирайтесь сами. Сюзи не поняла. Сами — это кто? Она и русская? Но при чем тут русская? Ведь предательство совершил Райнер… Сон…

Надька испытывала легкое злорадство. Она победила соперницу. Это была победа живота — главная женская победа. Все остальное — ерунда. Сюзи могла быть умнее, скромнее, более воспитанной и образованной, но эти добродетели не стоили и трех копеек в сравнении с главным женским талантом…

Райнер по вечерам включал музыку и сам тоже пел. Трубил, как лось. Это рвалось наружу его мужское счастье.

Надька позвонила Ксении в Москву и сообщила, что «освежила брак». У нее теперь другой муж. Ксения слегка задохнулась от неожиданности, будто ей плеснули в лицо холодной водой. Потом быстро очухалась, как бы вытерла лицо ладонью, и пригласила молодых в гости, в Москву.

У самой Ксении в это время проистекал бурный роман с молодым кавказцем. Он не годился в мужья изначально, но любовник был восхитительный. Такого чувственного наслаждения Ксения не испытывала никогда в своей жизни. Однако этого мало. Ксения ценила в мужчине личность, а не чувственность. Конечно, хорошо, когда то и другое. Но, как правило, вместе это не бывает. Создатель фасует справедливо: или одно, или другое.

Райнер взял отпуск, и они с Надькой покатили в Москву, в свадебное путешествие.

Ксения на этот раз устроила свадьбу в грузинском ресторане и собрала всех-всех-всех, кто окружал ее в жизни. Это был парад побед: у Ксении — все как у людей и лучше, чем у других. У дочери — настоящий иностранец, а в те времена это была крупная козырная карта.

За столом собрались друзья, соседи, включая Нину и Нэлю с родителями.