Книга Мастер, страница 83 – Дмитрий Шидловский

Храни Вас Бог.

Искренне Ваш

барон Александр Оладьин

Петр поднял глаза на гонца. Тот скользнул взглядом с письма на огонь, пляшущий в камине. Убедившись, что пламя поглотило свиток, Петр спросил:

— Что ты хотел мне передать устно?

— По пути я обогнал отряд, посланный для вашего ареста, — быстро отозвался гонец. — Вам надо спешить.

— Сколько у меня времени? — спросил Петр.

— Не знаю, — пожал плечами молодой человек, — думаю, часа два. Но, может, и меньше.

— Хорошо, — кивнул Петр. — Можешь идти.

— Что мне передать хозяину? — осведомился гонец.

— Скажи, что зла я на него тоже не держу и все, о чем он просит, выполню.

— Слушаюсь, — произнес молодой человек, поклонился и вышел.

После ухода гонца Петр минут пять посидел, молча глядя на горящие в камине дрова, потом поднялся и негромко произнес:

— Что же, может, это и к лучшему. По крайней мере бежать в Польшу, чтобы пить там горячее молоко и страдать от ревматизма, — уж точно смешно. По крайней мере не придется вскрывать вены. Все сделают за меня.

Он прошел в кабинет, сел за стол, что-то писал там четверть часа, потом поднял колокольчик и позвонил. На пороге возник Тыну.

— Собирайся, — сказал Петр. — С этим письмом ты немедленно отправишься в Петербург.

— Может, с утра? — заскулил Тыну.

— Я сказал — немедленно! — гаркнул Петр. — Если через полчаса еще будешь в поместье, шкуру спущу.

— Слушаюсь, — склонился обескураженный Тыну. Приказаний в таком тоне он не слышал от своего хозяина уже несколько месяцев.

Тем временем Петр выдвинул ящик письменного стола, достал увесистый кошелек и небрежно бросил секретарю:

— На дорожные расходы.

— Господин, на эти деньги можно доехать до Индии, останавливаясь в лучших гостиницах! — изумился Тыну, заглянув в кошелек.

— На непредвиденные расходы, — буркнул Петр. — В Петербурге найдешь главу школы фехтования, Федора Колычева, и отдашь это письмо. В нем распоряжение одному из банков выплатить Колычеву крупную сумму. На словах скажешь, что я возвращаю долг Басову. Все, ступай.

— Слушаюсь. Потом возвращаться прямо сюда?

— Да, можешь возвращаться, — растерянно произнес Петр. — Только загляни на кладбище проверить, как ухаживают за нашим фамильным склепом, где покоятся жена и дочь. За содержание уплачено на сто лет вперед.

— Слушаюсь, — Тыну поклонился, подхватил со стола письмо и исчез.

— Ну вот и все, — произнес, поднимаясь, Петр. — Вторая попытка тоже не удалась.

Он вышел из кабинета и прошел в охотничий зал, где по стенам было развешено оружие. Постояв недолго, он выбрал испанскую шпагу и пробормотал:

— Что же, последнее веселье. Хоть фехтовать я здесь научился. Три сухопутных сражения, одно морское, десять дуэлей — и цел, если не считать мелких шрамов. В битве при Старой Руссе я сражался с тремя противниками одновременно. Интересно, сколько человек приедет меня арестовывать? Я, конечно, уже не тот… Хотя вот Басов с возрастом становится только более опасным, а я теряю навык. Может, он понял что-то большее. Ладно, мне этого уже не постичь. Живым они меня не получат.

Петр вышел в холл. Там, за обеденным столом, сидел напротив его кресла Артем. Он был в джинсовом костюме, рубашке и кроссовках, остро контрастировавших с готической резьбой, украшавшей парадный зал жилища экс-министра.

— А, это ты, — хмыкнул Петр. — С чем пришел?

— Поговорить, — улыбнулся Артем.

— О чем еще говорить? — тяжело вздохнул Петр.

— О том, что сделано. О том, что должно быть сделано.

— Ничего не сделано и ничего уже не сделать, — отрезал Петр.

— Ну, зачем же так пессимистично. Можно посмотреть и с другой стороны.

— Только не надо меня уговаривать, — скривился Петр. — Ты — проекция моего сознания, и явился лишь потому, что часть этого сознания не хочет умирать.

— Вумные все стали, как вутки, — съязвил Артем. — Приходишь к человеку, говоришь с ним, а он тебе — хлоп. Нет, говорит, тебя, ты — проекция моего сознания, и весь разговор. Смешно, ей-богу.

— Ну а кто же ты? — устало спросил Петр.

— За полчаса не расскажешь, — улыбнулся Артем. — Пришел я тут сегодня к одному, говорю: «Я — бог», а он: «Бог так бог, зачем пришел?» Нормально так поговорили. Выпить даже могли, да времени не было. Все коротко, по-деловому. Но ты же у нас интеллектуал. Тебе всю космогонию изложить надо. Рассказать, где твое место, где мое, какие взаимосвязи, да потом еще доказательства привести, чтобы поверил. Этак мы до конца кальпы [41] не разберемся. Поэтому давай исходить из того, что я знаю о тебе все, а ты обо мне ничего. Следовательно, даже если я тебе расскажу, ты все равно ни черта не поймешь.

— Почему?

— Потому что тебе пришлось бы пройти еще большой путь, ведущий туда, откуда я пришел. Заметь, не услышать о нем, не изучить по карте, а пройти. Это большая разница. В том мире, откуда явился я, не так сложно купить книги людей, прошедших разными путями. Здесь можно найти человека, который расскажет, как он добился понимания, следуя какому-нибудь религиозному или философскому учению. Но это все карты. Идти придется самому — и рано или поздно убедишься, что собственный опыт всегда уникален. На пути нет хоженых троп, идущий по нему всегда одинок и в опасности. Но пройди ты этот путь — и нынешний разговор не потребовался бы. Мы бы сейчас сидели с тобой на берегу океана забвения и следили за полетом чаек.

— И зачем ты пришел?

— Чтобы дать тебе возможность второй попытки.

— Вторую я проиграл.

— Хорошо, — кивнул Артем. — Три миллиона триста тридцать три тысячи триста тридцать третью. Устраивает? В этих делах последней попыткой бывает только та, которая приводит к успеху.

— Попытки сделать что?

— Понять.

— Понять что?

— Опять двадцать пять! Я же тебе говорил: рассказать-то несложно, только, пока сам не пройдешь, ничего не поймешь.

— Я не могу, я устал, — опустил голову Петр.

— Конечно, для бедного маленького кандидата исторических наук две жизни в двух разных мирах — это слишком много. Надо уметь меняться сообразно обстоятельствам и опыту. Тогда непреодолимых преград нет.

— У меня ничего не получилось.

— Хочешь сказать, — улыбнулся Артем, — что десять лет назад Петя Назаров мог бы так жестко послать слугу в Петербург, а до этого пять лет определять государственную политику? Да ты просто научился переносить невзгоды, защищать себя и свою семью. Ты изменился, друг мой, и это неизбежно. Неменяющихся людей не существует. Вопрос только, в каком направлении меняться.