Онлайн книга «Предатель»
|
— Готово! Шегаев установил над колом свой нехитрый инструмент. С ночи поднялся несильный ветер, деревья шуршали верхушками. Обнадеживало, что ветер был юго-восточный — именно оттуда, со стороны Песчанки. — Построиться! — скомандовал вдруг Ярослав Сергеевич и бормотнул Шегаеву: — Карпий идет! И правда — из дверей дежурки выходил сам начальник сельхоза Карпий. За ним шагал начальник охраны и главный агроном Камбала. Следом валила вся свободная от дежурства охрана. — Что ж ты хочешь, — негромко сказал Шегаев. — Событие!.. Он замер у гониометра. Вольно переговариваясь, визитеры столпились неподалеку. Минутная стрелка встала вертикально. Десять. Тишина. Далеко!.. тайга!.. разве с такого расстояния услышишь?.. Три минуты одиннадцатого. По дороге из Ухты поезд приходит на станцию Песчанка поздно вечером. А на обратном пути — ровно в десять утра… Карпий громко прокашлялся. Черт его раздирает! …То есть что значит — приходит? Должен приходить! А уж как там у него выйдет на самом деле, это еще бабушка надвое сказала. Ведь не экспресс, не международный… Простой рабочий поезд… может, опаздывает? Ну, скажем, минут на пять… ведь не на полчаса?! Хоть и простой рабочий, а все же и он не как ему вздумается ходит!.. есть у него расписание!.. Тишина. — Чего ждем-то? — тупо поинтересовался начальник охраны. Карпий шикнул. Семь минут десятого. Восемь. Дежурный повернул голову и посмотрел на Шегаева суженными от напряжения глазами. Девять. Когда же? Ему чудилось какое-то позванивание — нервы, что ли, у него так звенели?.. Тишина. — Ту-у-у-у-у! — ударило вдруг в уши с такой отчетливостью и силой, будто паровоз стоял за ближайшими деревьями. Есть! Теперь второй! Протяжный! — Ту-у-у-у-у-у-у-у-у! — Было! Было! — повторял дежурный, тыча пальцем в глухомань тайги: — Там!.. Юго-восток 29 — вот он, точный румб! Шегаев накрепко закрутил стопорные винты. Есть направление. Снял шапку, вытер пот. Верхние ветви лиственницы заходили ходуном. Богданов ловко добрался почти до низу, повис, раскачался, спрыгнул в сугроб. — Нет, не видел, — с сожалением сообщил он, переводя дыхание. — Ни дыма, ничего… не видно! — Неважно, — сказал Шегаев. — Я по звуку определился. Ясно слышал. Повернулся к Карпию: — Гражданин начальник! Разрешите приступать? Карпий махнул рукой. И сразу все ожило, задвигалось — началась работа. Тайга вокруг лагпункта была сильно трачена нуждами строительства и отопления, и по редколесью бригада продвигалась быстро. Но впереди густился девственный лес. Метров через триста Шегаев оглянулся, чтобы бросить последний взгляд на лагерь. Карпий и Камбала все еще переминались у ворот… * * * На их пути стояли то кусты и подросток, а то — вековые, в три обхвата деревья. С каждым из них нужно было повозиться. Бригада шла медленно, пильщиков приходилось часто менять. Шегаев смотрел в визир гониометра, махал ладонью вправо или влево, корректируя положение очередной вешки. Безумолчно вжикала двуручка, вгрызаясь в смолистую плоть стволов. Мерщик тянул ленту, карандаш пикетажника выводил цифры. Подсобники топтали глубокий снег, рубили колья, тащили мешки с продуктами, немудрящей кухонной утварью и два ведра — одно для чаю, другое для супа… Каждая строчка пикетажных отметок, каждая новая веха, каждый метр и шаг сокращал путь, лежавший по румбу ЮВ 29. Если затея увенчается успехом, можно надеяться, что Карпий отпустит его назад в Чибью… или как там ее бишь теперь? — в Ухту. А если работа окажется напрасной, тогда… тогда, во всяком случае, будет интересно узнать, к какому результату привела она, начатая с нарушением всех инженерных правил. Скорей бы!.. Но дело едва двигалось. Ах, если бы тайга росла на ровном месте! То и дело линия, неуклонно ведшая на румб ЮВ 29, обрушивалась в очередной овраг или заболоченную пойму вертлявой речки. Под глубоким снегом приветливо журчала вода. Мокрые ноги леденели в затяжелевших ватных штанах. Миновав ее, приходилось делать привал, разводить костер, сушиться… Уже сильно смеркалось, и в какой-то момент Шегаев, как ни старался, не смог через трубу гониометра разглядеть вешку. — Сколько там? — спросил он, отрываясь от окуляра. — Три девятьсот двадцать, — сообщил Ярослав Сергеевич. — Вот дьявол, даже до четырех не догнали!.. С досадой махнул рукой. Оглядываясь, натянул рукавицы на заледеневшие ладони. — Хорош! Ночевать будем! Кто с топорами, сюда! Клещев, организуй мужиков! Рубите елочки! Помягче да побольше! Сам протянул руку за пилой, которую устало держал рабочий. — Дай-ка, хоть разомнусь немного… Ярослав, пошли, поможешь! И пошагал, проваливаясь в снег, к примеченной сухой лиственнице. — Не велика ли? — усомнился Ярослав. — В самый раз! Ночь длинная. Лучше недожжем, чем спросонья кувыркаться… Кое-как обтоптали. Острая пила быстро въедалась в сухое дерево. Когда полотно стало клинить, Шегаев налег на ствол, а Ярослав сунул в надпил лезвие топора. И вот вершина дрогнула… качнулась… стала медленно-медленно крениться… с нарастающим шорохом, а потом с шумом и треском, напоследок жалобно ахнув, ствол обрушился на мерзлую землю. Тут подмога подоспела — быстро, в охотку, посучковали, раскряжевали, попилили на чурбаки. Вокруг огромного костра устроили еловую перину, по ее краю — густой елочный же забор, защищавший от ветра. Одежда сохла на ветках и, должно быть, если посмотреть сверху, пар от логовища валил почище чем в бане. — Смотри-ка, — сказал Кузьмин, простодушный каменщик из Воронежа, очищая миску от последних крупиц густой баланды из перловки и соленой трески. — Будто три нормы стрескал! В лагере так не поешь… Ярослав Сергеевич хмыкнул. — В лагере! В лагере ты, сколь ни паши, все равно полнормы получаешь. — Или меньше, — вставил кто-то. — Рожи-то у охранников видел какие? — Как не видеть! — Кузьмин вздохнул, перекантовываясь, чтобы подставить жару, струящемуся от огня, другой бок. — Хорошие рожи, гладкие… |