Онлайн книга «Мужская верность»
|
– Нет! – Да! – Но это мой костюм! – запротестовала Барбара. – Будет мой. Я заплачу тебе столько, сколько он стоил новым. – Но я не хочу! Марина подошла к ней и положила обе руки ей на плечи. – Ты действуешь как проститутка, – заметила Барбара. – Проститутки тоже люди. К тому же я ничего не теряю. Только приобретаю. – Что приобретаешь? – Новый опыт и костюм. – Ты цинична, – заметила Барбара. – Ну и что? Я же тебе нравлюсь. Разве нет? Барбара помолчала, потом сказала тихо: – Я хочу тебя. – В обмен на костюм? – Ты торгуешься… – заметила Барбара. – А что в этом плохого? – Любовь – это духовное, а костюм – материальное. Зачем смешивать духовное и материальное? Все имеет свои места. Все разложено по полкам. Немецкая ментальность. Русские – другие. Они могут отдать последнюю рубашку и ничего не захотеть взамен. Широкий жест необходим для подпитки души. Душа питается от доброты, от безоглядности. – Материальное – это тоже духовное, – сказала Марина. Барбара смотрела на нее не отрываясь. – Не будем больше дискутировать… Легли на кровать. Барбара нависла над Мариной и стала говорить по-немецки. Марина уловила «их либе…». Значит, она говорила слова любви. Марина закрыла глаза. В голове мягко проплыло: «Какой ужас!» Она, мечтавшая о любви, ждущая любовь, оказалась с лесбиянкой. Гримаса судьбы. Дорога в тупик. И если она пойдет по ней, то признает этот тупик. Она представила себе лицо Маэстро при этой сцене. У него от удивления глаза бы вылезли из орбит и стали как колеса. А отец… Он просто ничего бы не понял. Барбара стала целовать ее грудь. Все тело напряглось и зазвенело от желания. Нет! Марина резко встала. Подошла к столу. Налила коньяк. Пригубила. Держала во рту. Коньяк обжигал слизистую. Марина не знала, проглотить или выплюнуть. Вышла в кухню, выплюнула. Сполоснула рот. Не пошло. Марина оделась в свои московские тряпки. После костюма они казались ей цыганским хламом. Но черт с ним, с костюмом. Барбара стояла у нее за спиной. – Ты меня выплюнула, как коньяк, – сказала она. – Не обижайся. Марина подошла и обняла Барбару, без всякой примеси секса, просто как подругу. Барбара по-прежнему ничем не пахла – ни плохим, ни хорошим, как пришелец с другой планеты. – Не обижайся, – повторила Марина. – Здесь никто не виноват. Барбара тихо плакала. Ей было тридцать три года, и никто ни разу не разделил ее любовь. Хотела ухватиться за русскую, но и та выплюнула ее, как грузинский коньяк. Они стояли обнявшись – такие чужие, но одинаково одинокие, как два обломка затонувшей лодки. Вечером пришли гости – пара лесбиянок. Подружки Барбары. Одна – лет пятидесяти, милая, домашняя, полнеющая. «Шла бы домой внуков нянчить», – подумала Марина. Хотя какие внуки у лесбиянок. Вторая – молодая, не старше тридцати. Спокойная, скромная, с безукоризненной точеной фигурой. «Такая фигура пропадает», – подумала Марина. Гости принесли пирог к чаю. Превосходный, с живыми абрикосами. Барбара заварила жасминовый чай. Сначала сидели молча. Рассматривали друг друга. Марина видела, что эта парочка ее оценивает: годится ли она в их ряды… Марина смущалась, чувствовала себя не в своей тарелке. Она – другая. И она не хочет в их ряды. Никто никого не хуже. Но пусть все остается, как есть. Они – у себя. Она – у себя. Постепенно разговорились. – А вы когда впервые влюбились в женщину? – спросила Марина у молодой. – В детском саду, – легко ответила молодая. – Я влюбилась в воспитательницу. – А вы давно вместе? – Четыре года, – ответила старшая. – Это много или мало? – не поняла Марина. – Это много и мало, – ответила молодая. – Мы хотим остаться вместе навсегда. – А дети? – спросила Марина. – Мы думали об этом, – мягко ответила старшая. – Криста может родить ребенка от мужчины. А потом мы вместе его воспитаем. – С мужчиной? – не поняла Марина. – Нет. Зачем? Друг с другом. Барбара синхронно переводила не только текст, но и интонацию. И Марине казалось, что разговор происходит напрямую, без перевода. – Хорошо бы девочку, – сказала Криста. – Но можно и мальчика. – И кем же он вырастет среди вас? – Это он сам решит, когда вырастет. А в детстве мы отдадим ему всю свою любовь и заботу. – А разве обязательно рожать? – вмешалась Барбара. – Функция природы, – напомнила Марина. – Женщину рассматривают как самку. А можно миновать эту функцию. Другие пусть выполняют. Женщин много. Марина рассматривала сине-белую чашку. В самом деле: принято считать, что женщина должна продолжать род. А если она играет как никто. Если это ее функция – играть как никто. – А в старости? – спросила Марина. – Старость – это большой кусок жизни: 20 и 30 лет. Как вы собираетесь его провести? Это был ее вопрос и к себе самой. – Мы купим коммунальный дом, – ответила Барбара за всех. – Один на троих. Или на четверых. У каждой будет своя квартира. Мы будем вместе, сколько захотим. И отдельно. Мы будем собираться на общий ужин. Вместе ездить отдыхать… Вместе и врозь. То же самое выбрала Люси. Вернее так: жизнь подсунула. А может быть: вместе и врозь – это единственно разумная форма жизни в конце двадцатого века. И она напрасно ищет полного слияния и, значит – полной взаимности. – Коммунальный дом – это наша мечта, – созналась Барбара. Коммунальный дом. Коммуна. Но не та, что была в совке, «на двадцать восемь комнаток всего одна уборная»… А та коммуна, которую все хотели, но никто не достиг. Только лесбиянки. – А мне можно будет купить у вас квартиру? – спросила Марина. Они улыбнулись улыбкой заговорщиков. Дескать, будешь наша – возьмем. Надо было вступить в их орден. …Лесбийский мир, лесбийская культура – все это не вчера родилось, а еще при римлянах, которые основали этот город десять веков назад. Лесбос существует тысячелетия – чистота изнутри и снаружи, изящество, женская грудь, салфеточки, притирочки, никаких микробов, воспалений, не говоря уж о смертоносном СПИДе. Все стерильно, с распущенными шелковыми волосами, глубокими беседами, никто никого не обижает. Никакого скотства. |