
Онлайн книга «Мужская верность»
Клиент барабанил пальцами по столу. – Позвони мне домой, – попросила я. – А можно? – с надеждой спросил Деничка. – Вечером, – подтвердила я. – Кстати, врач из Оклахомы – армянин, – поделился Деничка. – А что тут особенного… Армяне есть везде. Деничка стал звонить мне раз в неделю. Потом два раза в неделю. Он каждый раз аккуратно спрашивал: – У тебя есть минутка? Я отвечала: – Позвони через два часа. Я сдвигала нашу беседу на одиннадцать часов вечера, когда день кончался, все дела позади и посуда помыта, можно заняться осмыслением. Мы говорили, говорили, потом я замечала, что у меня щиплет глаза. Значит, я хотела спать. А потом глаза переставало щипать – значит, я перескочила через точку своего засыпания, и теперь у меня будет бессонница. О чем мы говорили? Обо всем. О том, что во второй половине жизни время убыстряется, за день меньше успеваешь, и год проскакивает очень быстро. Только что была весна – уже зима. А у Нади вообще все слилось одну точку – окно. За окном то зеленая ветка, то снежная. И так шесть раз, шесть лет. И все. – А что будет там? – спросила я. – Какая разница ТУТ от ТАМ? – Это ОДНО, – ответил Деничка. – Как сутки. День и ночь. Жизнь и смерть. – А если она уйдет, ты женишься? – прямо спросила я. – Нет, – спокойно ответил Деничка. – Я уйду вместе с ней. Мы вместе с ней живем и умираем. Я задумалась. Я представила своего мужа на месте Денички: он женился бы на следующий день, и его новая жена сняла бы со стен все мои портреты и называла бы меня «мадам». А муж бы не возражал. Он вообще неконфликтный. В середине зимы Деничка заехал ко мне на работу и попросил разрешения просто посидеть в моем кабинете. Я была безумно занята, но отказать не посмела. Я сказала: – Ну, сиди… – и принесла ему чай. Деничка к чаю не притронулся. Сидел на диване из кожзаменителя и смотрел перед собой. А я расположилась перед компьютером, спиной к нему, и занялась своими делами. И, странное дело, он мне не мешал. Как хорошая погода. Денички как будто не было за спиной, но он был. Я спокойно работала. Он держал в руках тяжелую керамическую чашку, на которой было написано: «Нью-Йорк». В дверь сунулась секретарша Соня. Коротко глянула. Исчезла. Позже спросила: – Неужели с ним кто-то спит? – А что? – не поняла я. – Представляешь? Проснуться, а рядом на подушке такая голова… – Он лауреат Нобелевской премии, – зачем-то соврала я. – Тогда он должен носить на груди табличку: «Лауреат»… – К форме привыкаешь, – сказала я. – Главное – содержание. – Главное – гармония. Единство формы и содержания. * * * Деничка тогда посидел и ушел. И было непонятно – зачем приходил. Может быть, поменять обстановку, зарядиться от здорового человека, подпитать свой севший аккумулятор. Он от меня подпитывался, но, странное дело – от меня не убывало. Я тоже каким-то образом исцелялась, становилась легче. Может быть, я скидывала на него свою нерастраченную нежность, и он ее пил. А я освобождалась, как корова от избытка молока. Я привыкла к его звонкам. Я их ждала и смотрела на часы. В одиннадцать вечера звонил телефон, и я уже знала, что это Деничка. Я брала с собой спички, сигареты и шла, как на дежурство. Однажды я спросила: – Сколько ты зарабатываешь? – Это был не американский вопрос. В Америке считается неприличным говорить о зарплате. У нас тоже. – Пятьсот долларов, – легко ответил Деничка. У него не было от меня тайн. – Но четыреста уходит на сиделку. У меня работает медсестра из реанимации. Карина. Вечером я прихожу с работы, и она уходит. – А если ты захочешь в гости или в театр… – Я не захочу. – Тебе тоскливо? – Нет. Я так привык. Я люблю работать за компьютером. Сижу, работаю, потом прихожу к Наде и рассказываю, что я придумал. – Она понимает? – Ну конечно. Все понимает. – Навестить вас? – спросила я. Он замолчал, как споткнулся, и я сообразила, что навещать не надо. – Нам никто не нужен на самом деле, – сказал он. – У нас свой мир. Постороннему он кажется ужасным. А нам хорошо. У меня все наоборот. Со стороны я – в полном порядке. А внутри – пустыня. Я часто заводила беседы сама с собой, была одновременно и пациенткой, и врачом-психоаналитиком в одном лице. Я спрашивала себя: – Чего тебе не хватает? И сама себе отвечала: – Меня не любят, а только используют. – Ты им не нужна, но ты им необходима. – Я старею… – Если бы вечную молодость давали по талонам: кому-то дали, а кому-то нет. Тогда обидно. Почему не мне? Но природа уравняла и умных и дураков, и бедных и богатых, достойных и недостойных. Даже гении не имеют привилегий… – Но одиночество… – А кто не одинок? – Надя, жена Денички. – Хочешь на ее место? – Нет. Жизнь больше, чем любовь. Любовь – это только составляющая. – Значит, ты хочешь быть здоровой, преуспевающей и любимой одновременно. – Да. А разве нельзя? – Здоровье – это образ жизни и наследственность. Твои родители. Корни. Преуспевание – это ты сама, твой труд. А быть любимой – это надо вложиться: любить самой. Ты сама любила? Или только потребляла чужую любовь? Я молчу. Я не знаю, что сказать резонеру внутри меня. Значит, одиночество – наша расплата за наши грехи. Однажды Деничка позвонил и сказал: – Я сделал ей замечание – она заплакала. Она плакала одним глазом. – А второй? – не поняла я. – Второй парализован. Плакал только один глаз, и слезы шли по одной щеке. Деничка замолчал, как провалился. – Ты плачешь? – догадалась я. – Нет, – сказал он. Но я не поверила. Он плакал. – Ты выпей, – предложила я. – Я выпиваю каждый день, – сознался он. – У меня везде бутылки рассованы. – Смотри не спейся. Он молчал. Плакал. Шла шестилетняя программа профессора из Оклахомы. Надежда перепутала день с ночью, как грудной ребенок. Днем спала, а ночью оживала. Ей хотелось есть, мыться, смотреть телевизор, беседовать… Деничка днем бегал на работу, и ночное бдение возле жены было второй сменой. Он перестал спать. У него могла съехать крыша. Он звонил подавленный. Рассказывал о том, что наступила стойкая ремиссия. Здоровье Нади стабилизировалось. Это может длиться несколько лет. |